«Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены», - пел Юрий Визбор. Одних разлуки и удары выбрасывают в ночь одиночества, других делают сильнее, по праву давая место у костра любви.

Маша принимает решение (14.02. Раннее утро)

Проснулась Маша, когда за окном еще было серо. Подтянутый с тумбочки мобильник подтвердил - начало седьмого. Какой дурак будет вставать ни свет ни заря в выходной?

Она натянула одеяло на голову, свернулась под ним клубочком и замурлыкала песенку Пети Пяточкина, который слоников считал: «Пам-парам-парам-парарам!». Сама себе хихикнула - как девочка, ей-богу! А ведь уже к тридцатнику подбирается. Есть своё дело, мужчина, брачные перспективы. Они встречаются второй год, и Зубренко уже дважды делал ей предложение. Но свободолюбивая Простова всё оттягивала миг, когда штамп в паспорте ввергнет ее в брачный плен. И лишь недавно, встретив одноклассницу, которая вела в первый класс сына, катя перед собой коляску с дочкой, осознала, как несется время.

В тот вечер она по русской традиции, которая распространилась на все народы бывшего СССР, лечила душевные раны алкоголем. Проснувшись поперек кровати от того, что в голове гудел ветер, а в горле расстелилась пустыня, приняла решение - в следующий раз обязательно «дакнуть» Сергею.

Добрый, не скупящийся на деньги и чувства бригадир слесарей в одном из цехов завода-гиганта, был, по мнению ее родителей и некоторых подруг, не совсем парой Марии, заправляющей собственным кафе. Но ни один из предыдущих Машиных мужчин не мог так рассмешить, удовлетворить, успокоить ее, как Сережка. И чего она, дура, столько времени кочевряжилась?

«Я больше не бу-у-ду!» - пискляво извинилась она сама перед собой, впрыгнула в тапочки и опять залилась тем счастливым смехом, который отличает влюбленных людей от всех остальных.

Сергею делают предложение (07.02. Вечер)

- Чушь какая-то, - произнес Зубренко, задумчиво постукивая бокалом с пивом по кафешному столику.

- Она тебе сколько раз уже отказала? Два? Хочешь троицу получить, которую Бог любит, или таки жениться на Машке? - Грачук махнул третью рюмашку водки и отправил вдогонку корнишон. - Я тебе дело предлагаю. Если б не видел, как ей с тобой хорошо, фиг бы вообще с тобой разговаривал.

- Я думал, ты до сих пор на меня в обиде…

- Было дело - убить тебя даже хотел, - усмехнулся Грачук. - Да Машка не дала. Говорит: «У тебя, Володя, был шанс сделать мою жизнь сказкой. Не сумел - не мешай другому». Ты, похоже, сумел…

- Она - чудо, - Сергей потянул пиво и меланхолично уставился на потолок, с которого свисали новогодние гирлянды - немой укор ленивому персоналу. - Даже не знаю, за что мне такое счастье.

- Бабья душа – потемки, - охотно поддержал его Владимир. - У меня - и бизнес, и образование покруче твоего, и с предками Марии всё было «на мази». А поди ж ты, - встретила тебя и такого кавалера «бортанула».

- Без обид?

- Без обид…

Чокнулись, выпили…

- Ладно, - решился наконец Сергей, - давай адрес, загляну я в это агентство.

- Вместе заглянем, - оживился Грачук. - Я ж говорю, там мой знакомый работает. Через неделю Валентинов день, как раз успеют к нему программу составить.

- А почему название такое странное - «Антикупидон»?

- Ну надо ж чем-то от конкурентов отличаться.

Кровь любви на асфальте (14.02. Не ранее утро)

По пути в ванную Маша заглянула на кухню и с удовольствием оторвала лист календаря с пятницей, 13. На нее весело глядела суббота, разрисованная сердечками. «Привет, Валентин!» - поздоровалась она, отдернула шторы... и отшатнулась, прикусив губу и заливаясь краской того же цвета, что и огромные буквы, распластавшиеся на асфальте. «Машенька, я тебя НЕНАВИЖУ!» - гласила надпись, пристающая к каблукам прохожих и бегущая за ними кровавым следом.

«Что за скотство!» - выругалась Простова и снова взглянула на корявые буквы. А потом увидела Сергея. Он только вышел из-за угла, и ему предстояло пересечь весь двор, чтобы дойти до ее подъезда и подняться на третий этаж. Впрочем, надо ли ему теперь это?

В одной руке Зубренко держал ведро с краской, в другой - кисть. Он весело махал ею Маше, и красные брызги разлетались во все стороны, пачкая бордюр, деревья, кусты и зазевавшихся кошек.

Тренькнул мобильник. Простова, не отрывая глаз от окна, нащупала его на привычном месте - между хлебницей и косметичкой. Звонили с номера Зубренко, хоть сам он этого точно не делал. Из трубки раздался бодрый, прямо-таки дикторский голос: «По просьбе сама знаешь кого - песня». Пошли гитарные аккорды, а затем ее любимая «Милая моя, солнышко лесное». Только с такой поправкой - «Как же счастлив я, что уж не с тобою». Уронив руку с мобилой, из которой продолжала нестись знакомая мелодия с чужими словами, Маша всхлипнула.

Тем временем позади Сергея показались двое парней с огромной связкой шаров. Зубренко повернулся к ним, что-то сказал, они закивали, а он, не оборачиваясь, пошел вперед. За спиной бригадира, весело покачиваясь, поплыл вверх влекомый шарами плакат - Сергей в обнимку с двумя полуголыми девками. И короткий текст, цитирующий знаменитую песню Валерия Кипелова - «Я свободен!».

Маша задернула шторы, брякнулась на стул. Сжала кулаки (в одном продолжала держать мобильник) и стала бить по столу, повторяя при каждом ударе «Гад! Гад! Гад!». Наконец, давясь слезами, закричала это слово, сливающееся в одно сплошное «А-а-а!»

...Зубренко, в точности исполняющий сценарий «антикупидоновцев», но уверенный, что на асфальте красуется признание в любви, а за его спиной летит плакат аналогичного содержания, продолжал идти и улыбаться.

В объятьях «Антикупидона» (14.02. День)

- Открывайте, сволочи! По-убиваю на фиг!

Сергей ломился в железные двери, над которыми парил розовопопый мальчуган с крылышками и рожками. «Антикупидон» - гласила табличка, а ниже - мелко - «Агентство разрешения любовных проблем. Работаем круглосуточно и без выходных».

- Падлы! - занес Зубренко ногу для очередного удара. И еле успел притормозить. Дверь распахнулась, чуть не сметя его с мини-крылечка из трех ступенек, и на пороге возник двухметровый громила, физиономия которого показалась Сергею знакомой.

- Ты че шумишь? - добродушно поинтересовался он, поигрывая милицейской дубинкой.

- Мне начальство надо, - рванул к нему Зубренко.

- Тормозни! - легонько отпихнул его охранник. - Нету начальства. Че они, дураки, в выходной на работе сидеть?

- Так на табличке…

- Какая, в задницу, табличка?! Кому приспичит - телефон оставят. А основная масса клиентов - это предварительный заказ…

- Твою мать, - ругнулся Зубренко, сел на ступеньку и обхватил голову руками.

- С бабой поссорили, да? - участливо поинтересовался охранник, пристраиваясь рядом и закуривая. - Это они могут. Специалисты…

- Но мне же сказали…

- Ага. Что помогут заполучить ее с потрохами. На том стоят! Будешь? - он встряхнул пачку. Сергей отрицательно махнул головой. - Ну, как знаешь… Тут в чем фишка - порой бывшие хахали направляют сюда новых ухажеров своих дамочек. Предварительно еще выпьют с ними по рюмашке - типа замирились. Начальство, знамо дело, в курсе. Подыгрывают, будто мы тут чуть ли не брачное агентство.

Видя, что Зубренко аж дернулся, закивал:

- Ясно, тебя именно так и укатали… Да еще и за твое бабло. Специалисты, - с восхищением повторил он.

- И что, никто им бошки до сих пор не поотрывал за такие игры?

- А я на что? - удивился громила. - Тут солидные ребята работают. Одни с бабками, другие с мозгами, третьи, - он хлопнул себя по груди, - с мускулатурой. Ты не думай, я не дубина какая, но место своё знаю. И дорожу им!

Если люди не могут жить вместе, а разойтись духу не хватает - мы помогаем!

- А если они хорошо живут, а их ссорят?

- Кто хорошо живет, сюда не ходок, - ответил работник «Антикупидона» и, постукивая дубинкой по перилам, пошел к двери. Прежде чем закрыть, оглянулся:
- Если она действительно тебя любит, объясни всё - поймет. И запомни - дела сердечные посредников не терпят!

Дверь хлопнула, а Сергей, потирая шею, вспомнил, что видел этого богатыря в группе сестренки, которая оканчивает философский факультет. Вот ведь пути Господни!

Достал мобильник, оставленный «группой поддержки», экстренно ретировавшейся после того, как он понял, как его провели. Постучал им по лбу. Кивнул сам себе, соглашаясь, что без посредников таки не обойдется. И начал обзвон…

В огненном сердце (14.02. Вечер).

Маша тупо смотрела в экран монитора. На своем сайте, пестрящем разбитыми сердцами, «антикупидоновцы» гарантировали «тотальное уничтожение нежных чувств посредством ряда психологических ударов». Да уж, ей сегодня этих ударов досталось - на годы вперед (доконало ведро желтых роз у двери, в котором лежал маленький плюшевый медвежонок - такой же, как у нее на коврике над кроватью, но с оторванной головой).

Когда подруга Иришка Игнатьева, матерая журналистка и жуткая матершинница, позвонила и продиктовала адрес сайта, она сначала не поняла, в чем дело. Ирка дала ей полчаса «на разобраться», а потом возникла на пороге - с бутылкой шампанского и коробкой конфет. Пока пили-ели, смеялись и ревели, кто-то замазал надпись на асфальте и снял запутавшийся в тополиных ветвях смонтажированный плакат.

Игнатьева упорхнула так же внезапно, как появилась. А из больницы позвонил Грачук, который так рвался приехать, да попал в какие-то неприятности (ими оказался Зубренко, пересчитавший ему ребра).

…Сумасшедший день катился к концу. Маше хотелось двух вещей - еще шампанского и чтобы никто больше ее сегодня не трогал. Но с исполнением желаний был полный абзац.

Мяукнул сообщением мобильник, который она - точно помнит - выключала! Телефон лежал на столе возле бутылки «Артемовского», а под ним - записка от диверсантки-Ирки. Сначала Маша прочла ее («Прости его - он действительно у тебя классный»), а потом Сережкино сообщение («Выгляни в окошко»).

Вздохнула. Достала из сумку кошелек, а из него - пятачок. «Орел - смотрю, решка - иду спать!» - постановила, подбрасывая монету. Та серебристой лягушкой прыгнула под потолок, упала на край стола и, тренькнув, заплясала по полу. «А фиг тебе!» - сказала Маша пялящейся на неё решке и распахнула шторы, а потом и окно.

Сначала ничего не увидела, только почувствовала («Бр-р-р! Холодно»), а потом… Почти одновременно вспыхнули бенгальские огни, рисуя на пятачке детской площадки сердце. Поджигатели остались в тени, а в центре горящего сердца стоял Сергей с гитарой.

Вдруг пропали шум машин, лай собак и даже шорох снега под пятками ветра. И только вечная песня «Милая моя, солнышко лесное» (с правильными словами!) плыла над двором, соединяя в этот вечер сердца, разлученные днем.