Одессит Виктор Таргонь не помнит, как поставил подпись в свидетельстве о браке. О том, что женат, он узнал только после того, как восстановил паспорт, который у него отобрали.

Создав знаменитую фразу о "квартирном вопросе", Булгаков не представлял, насколько она будет актуальна в новом тысячелетии. Даже самые родные люди, близкие друзья могут стать непримиримыми врагами, если речь идет о квадратных метрах. Закон достаточно четко регламентирует, что кому полагается. Но есть мощное оружие, благодаря которому человека можно лишить всего, - это психиатрия. В советские времена она использовалась против инакомыслящих, сейчас - в имущественных спорах. Мы не хотим бросать тень на всех представителей этой тонкой и сложной медицинской отрасли, но реальные истории свидетельствуют о том, что здорового человека несложно сделать больным и беспомощным.  

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. Женщина из прошлого

ИЗ БОЛЬНИЦЫ ПРИШЛА ТЕНЬ, А НЕ ЧЕЛОВЕК

Все события до 2006 года одессит Виктор Таргонь помнит едва ли не поминутно. Даже номер кузова отцовской машины может сказать без запинки. Выходец из семьи потомственных педагогов, он перенял у родителей интеллигентность и мягкость характера. А вот профессию - нет, стал работать в такси. Одна из пассажирок ему понравилась настолько, что стала гражданской женой. Но связь длилась недолго. Светлана ушла к другому, а позже появилась с дочкой, попросив Виктора записать ребенка на себя.

- Моя семья была не против, да и сам я не знал - моя это дочь или не моя. Мы не поддерживали отношений, но я передавал девочке деньги, мой отец, а он заведовал районо, устроил ее в хорошую школу, - вспоминает Виктор.

Когда один за другим ушли из жизни родители и любимая тетя, Виктор сделал в трехкомнатной родительской квартире в центре Одессы дорогой ремонт. А когда понял, что остался один в шикарных апартаментах, что никого из близких рядом нет, затосковал и начал пить.

Бывают мужчины, которые и в очень солидном возрасте остаются детьми и теряются, оставшись без опеки. Тут и появилась в его жизни эта женщина из прошлого. Но как именно это произошло, Виктор утверждает, что не помнит.

- Она недалеко живет, наверное, кто-то сказал, что Витя один, и эта женщина пришла, - предполагает соседка Татьяна Тернавская. - Сначала она поместила Виктора в военный госпиталь, а потом перевела в психиатрическую больницу. Мы с сыном навещали его несколько раз, но врачи сказали, что жена запретила пускать посторонних. В квартире Виктора поселилась его дочь, она все время говорила нам, что отцу делается хуже, а потом - что он совсем плох. Как же мы поразились, когда в марте 2010 года он появился в нашем дворе в одних только тапочках и спортивном костюме! Тощий, бледный, страшный - будто тень, а не человек. И ничего не помнит, что с ним происходило за те годы, когда из дома его вывели.

ВСЕ ДОКУМЕНТЫ ПРИШЛОСЬ ВОССТАНАВЛИВАТЬ

Виктор и все, кто ему помогает, уверены, что почти пятилетний провал в памяти - действие препаратов, которыми его пичкали сначала в психиатрической клинике, потом в противотуберкулезном диспансере (обострился недуг, который стал развиваться еще с армии). Но что это были за препараты, никто разбираться не хочет.

В том самом марте 2010-го, когда Виктор появился во дворе дома, сосед по палате присоветовал ему не глотать таблетки. И, как утверждает Виктор Таргонь, у него стала проясняться память. Возвращение к прошлому было постепенным и очень болезненным. По просьбе соседей судьбой потерявшего себя человека занялась общественная организация "Любимый город". Обратились в прокуратуру, наняли адвоката, стали восстанавливать документы.

- У него совсем ничего не было - ни вещей, ни паспорта, ни пенсионной карточки. Когда же он с нашей помощью получил новый паспорт, оказалось, что он женат на этой женщине. И роспись произошла в то время, когда Виктор находился в психбольнице. Также выяcнилось, что в квартире Таргоня прописана дочь Светланы Анна и на ее имя сам Таргонь составил дарственную.  

Сейчас уже известно, что Светлана с родственниками несколько раз вывозили Таргоня из больниц и возвращали обратно.

- Мы положили отца в больницу, так как у него была белая горячка. С матерью он добровольно пошел в загс, а дарственную написал, когда 10 декабря 2008 года мы забрали его на Новый год. Отец сам этого хотел, боялся за свое имущество, - утверждает Анна, которая сейчас живет в своей уже квартире вместе с Виктором, но не общается с ним. - Эта организация "Любимый город" сама все хочет у него забрать, продать. И соседи наши с ней заодно.

У соседей Виктор завтракает, обедает и ужинает, отдавая за продукты свою пенсию. Мужчина уверяет, что и мысли ни о женитьбе, ни о дарственной никогда не имел. Когда и как подписывал документы - не помнит. Сейчас на квартиру наложили арест, оформили развод. Идет суд...

Разобраться в этой путаной и очень тяжелой истории можно было бы, если бы кто-то взял на себя труд выяснить, насколько законны были основания для  госпитализации Таргоня в психбольницу, насколько адекватным было назначенное ему лечение. Но этим никто не занимается. Психиатрическая судебно-медицинская экспертиза откладывалась уже трижды. Суд никак не может собрать полный комплект документов.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. Дети короля Лира

РОКОВОЕ РЕШЕНИЕ

Этот 66-летний еще не старый мужчина не хочет показывать свое лицо и просит изменить имя. "Даже после всего, что произошло, они остаются моей семьей и моими детьми", - говорит он.

Много лет назад Степану Владимировичу казалось, что закат его жизни будет спокойным и ясным. Ведь все, что он сумел создать и сколотить, передал сыну и дочери. Один получил крепкий бизнес, другая - хорошую должность. Оба имеют средства, квартиры, престижные иномарки, окружены связями. Но вышло совсем иначе - такая современная история короля Лира.

Обладатель двух высших образований и крепкой деловой хватки, Степан Семененко чувствовал себя уверенно что в советское время, что в годы повальной коммерциализации. В пригороде Киева выстроил добротный дом в два этажа, создал фирму, дающую стабильный доход.  

- В 1999 году я отдал бизнес сыну с условием, что тот не отстранит меня от дел, но в 2004-м он просто выгнал меня с работы, - рассказывает Степан Владимирович. - Зять с дочкой, а за ними и жена встали на сторону сына. Наша семья, 35 лет считавшаяся образцовой, рухнула в один год. Все, что я сумел отстоять, это первый этаж нашего общего с бывшей супругой дома. Но жить я там больше не мог.

Родные нашего собеседника утверждают, что характер отца сделался невыносимым - он постоянно ругался, бросался на них, угрожал сжечь дом. Но вот парадокс: ни жена, ни дети не захотели отпускать от себя "выжившего из ума" отца, когда он решил порвать с прошлым и перебраться жить в другую область, где жили его сестры - единственные, оставшиеся из родных. Выкупить у отца первый этаж особняка дети отказались. А когда Семененко попытался продать его сам, объявили умалишенным.

- В БТИ я узнал, что на мою долю имущества наложен арест, а в местном горрайсуде - что месяцем раньше открыто гражданское дело о признании меня психически больным и установлении опеки, - продолжает наш собеседник. - Я трижды проходил добровольное медобследование, и каждый раз эксперты подтверждали, что я здоров и в ясном уме. Но этих трех справок оказалось недостаточно.

ЭКСПЕРТИЗА В КАБИНЕТЕ СЛЕДОВАТЕЛЯ

В 2008 году сын возбуждает против отца уголовное дело за фальсификацию документов (речь идет о фирме, где Семененко когда-то был главным). Через четыре месяца дело было закрыто и забыто. Но произошло то, чего добивались дети "короля Лира".

- Когда я пришел к следователю, застал там троих медиков местной психоневрологической больницы, на руках у них было постановление о проведении психиатрической экспертизы. Меня предупредили: в случае отказа предпримут принудительные меры. Врачи беседовали со мной прямо в милиции, в том самом кабинете следователя. Обследование длилось час. Мне сказали, что для волнения нет причин. А позже я узнаю, что тогда же мне был поставлен диагноз "психическое заболевание в форме патологического паранойяльного развития". А значит, что я лишаюсь всех прав, кроме права есть, ходить в туалет и спать. Признаком моей болезни посчитали даже то, что я подавал встречные судебные иски против детей. Мне приписали "сутяжничество". Но должен же я был как-то защищаться?!

В сравнении с шекспировской трагедией финал этой истории благополучный. Ассоциация психиатров Украины организовала Степану Владимировичу независимую экспертизу. Судом была назначена еще одна - судебно-психиатрическая в Киевском городском центре судебно-психиатрической экспертизы. Выводы: "Семененко по своему психическому состоянию в установлении ему опеки не нуждается".

Точку в деле о разделе имущества поставил Верховный суд, который признал за Семененко право на половину дома.

КОМПЕТЕНТНО

Психиатр Семен ГЛУЗМАН: "Защитить себя может только тот, кто имеет больше денег на взятки"

О том, как исторически сложилось, что гуманную медицинскую отрасль стало возможным повернуть против прав человека, "Комсомолка" попросила рассказать известного правозащитника, президента  Ассоциации психиатров Украины Семена Глузмана.

ПРИ СТАЛИНЕ СПАСАЛИ

- Семен Фишелевич, за "Заочную экспертизу по делу генерала П. Г. Григоренко", где вы признали опального генерала психически здоровым вопреки версии власти, в 1972-м вы получили 7 лет лагерей. Манипуляции с психиатрией начались в эпоху тоталитаризма?

- Я думаю, разговор об этом надо начать с времен Сталина. Злоупотреблений против человека тогда не было, напротив, психиатрия во многих случаях имела защитную роль. При столь массовых репрессиях несложно было просчитать жертвы: если арестовывают директора завода, следующим будет его заместитель, если начальника цеха - за ним последуют мастер и так далее. Поэтому люди прятались в психбольнице - по договоренности или по умолчанию врачей. По крайней мере было такое неписаное правило у психиатров: если человек обращается к вам и говорит, что болен, а вы сомневаетесь, думайте, что он говорит правду.

ПРИ ХРУЩЕВЕ НАКАЗЫВАЛИ

- Были ли злоупотребления в первые годы хрущевской оттепели, не знаю. Но знаю, что в 1962 году, когда у Хрущева спросили, есть ли в СССР политзаключенные, он ответил, что нет. Есть только сумасшедшие, потому что ни один здравомыслящий выступать против советской власти не может. И это стало сигналом. "Дело генерала Григоренко", которого признали сумасшедшим за то, что на партконференции он открыто заявил об угрозе нового культа личности, началось именно при Хрущеве. Второй раз его поместили в психбольницу с диагнозом "сутяжно-паранойяльная психопатия" из-за того, что выступал за реабилитацию крымских татар и принимал участие в судебных заседаниях.   

- Мы знаем, что вы занимались делом Семененко - этакого современного короля Лира, которого дети пытались сделать психбольным, чтобы отобрать часть дома. Вывод о его недееспособности был сделан, в частности, также из-за того, что он подавал иски в суды…

- Вот это меня особо и возмутило, что они (эксперты. - Ред.) вспомнили прошлое, метод, который применялся для политических репрессий. Хрущев, не желая того, разрушил идеологию, которая базировалась на страхе. Люди почувствовали себя свободнее, появилась новая литература, политические анекдоты, появились так называемые инакомыслящие. Это надо было как-то пресекать. Недаром при Брежневе пытались очистить образ Сталина. Но идти на откровенное преследование диссидентов боялись - мир зорко следил за событиями в СССР. И психиатрия оказалась очень удобным средством: человека ведь не наказывают, его лечат! Хотя по сравнению с условиями психиатрических клиник колония могла показаться курортом. На зоне ты знаешь, сколько тебе сидеть. А в клинике сроков нет. Каждые полгода заседает комиссия, тебя признают больным, и так может продолжаться до бесконечности.

Я помню, как в 1987 году, в эпоху уже Горбачева, когда карательная система стала рушиться, в Московском институте судебной психиатрии имени Сербского меня и представителей американской делегации психиатров повели в архив. Директор института Дмитриева показала секретную комнату, где хранились чудовищные тома - сотни дел против людей, фамилий которых не знал никто, даже эксперты. Где эти люди, погибли или живы - неизвестно.

ВРАЧАМ НУЖНО ВЕРНУТЬ СТРАХ

- Получается, что во времена СССР в психиатрии сформировалась некая школа злоупотреблений против личности, уроки из которой стали извлекать сейчас?

- В горбачевские времена злоупотребления тоже были, но не столь массовые. Вот простая схема: старик один живет в квартире, дети далеко. Появляется медсестричка из пригорода, которая ухаживает за больным и женит его на себе. Потом дедушка оказывается в психоневрологическом интернате, а его супруга  получает статус столичной квартировладелицы. Но если о таких случаях становилось известно, на них реагировали, за это наказывали. Когда же распался СССР, распалось все - и сама система психиатрии, и контроль за ней. Появилось "черное брокерство", дальше пошло-поехало.

Наша Ассоциация психиатров была создана в 1991-м. Если в первое время ее существования к нам за помощью обращалось около 100 человек в год, то потом счет уже пошел на тысячи. Особенно заметно эта эпидемия стала развиваться с 2004-2005 годов. Тогда и появились ситуации, подобные истории с Семененко. Ведь что такое лишение дееспособности? Это когда человек не может себя обслуживать, не может расплачиваться в магазине, принимать какие-либо решения. А здесь такой диагноз ставят человеку, который прекрасно ориентируется в действительности, отдает отчет каждому действию, каждому слову. И никого из экспертов не смущает, что "недееспособный" имеет права и водит машину. Не буду говорить, чем руководствуются психиатры, вынося решения о невменяемости абсолютно здоровых людей. Это и так понятно.

- За последние годы кого-то наказывали за неправдивые психиатрические заключения?

- Знаю только одну историю, когда эксперт сел в тюрьму за ложную экспертизу. Больше - нет. Страх исчез, и начался беспредел. Когда готовился закон об экспертной деятельности, было сделано все, чтобы все медицинские эксперты остались в системе Минздрава. А это сплошная круговая порука.

- От злоупотреблений как-то можно защититься?

- Пока никак. Разве только иметь больше денег на взятки, чем у твоих противников. Может быть, я скажу жестко, но врачам нужно вернуть страх. Для этого необходим отдельный надзирающий орган, которого сейчас нет. Экспертизы надо передать в Министерство юстиции. И не просто передать, а заставить его заниматься контролем за качеством судебных экспертиз, а не политикой, как это происходит сейчас.