В Северском Донце кувшинки улыбаются

А они - точный индикатор чистоты воды

Чтобы убедиться в этом, экспедиция «Донбасса» прошла по реке долгий путь. Её участники решали три задачи: подтвердить или опровергнуть упрёки россиян в загрязнении дончанами важнейшей водной артерии, выяснить, почему «болеет» лес, а также поделиться сокровенной красотой с читателями нашей газеты.

Золотой плёс Северского Донца.  Как рассказал нам научный консультант экспедиции «Донбасса», известный отечественный биолог  Виктор Сиренко, представители гидрофлоры -  кувшинки - чутко реагируют на загрязнение среды обитания, поэтому их издавна считают индикаторами чистоты воды.  Такого же мнения придерживается и руководитель сухопутных сил экспедиции, кандидат сельскохозяйственных наук Анатолий Алпеев. В частности, он утверждает,  что малейшее превышение допустимых норм  содержания вредных веществ  приводит к незамедлительной гибели кувшинок.

Бобры-верхолазы

Погожим утром даже отечественные дороги кажутся вполне сносными. Особенно если они ведут к празднику, которым я считал и продолжаю считать любое путешествие по реке или морю. Отделяло же очередную экспедицию «Донбасса» от этого праздника две сотни километров сухопутного пути - именно там, в причудливой петле Северского Донца, мы наметили старт. За день до отъезда новый кормчий экспедиции, тельмановский волонтер Сергей Пищевят, опробовал свирепую «Ямаху» и выпустил из баллонов надувной лодки слежавшийся за зиму и весну воздух.  Разумеется, экспедиция, которую материально поддержал председатель Волновахского райсовета Иван Овчинников, отправилась на Северский Донец не только для того, чтобы заполнить отсеки лодки ароматом луговых трав. Цели были куда приземлённее. В первую очередь предстояло подтвердить или опровергнуть укоры россиян, утверждающих буквально следующее: «На границе Белгородской и Харьковской областей вы получаете чистую реку, а возвращаете в довольно неприглядном виде. Насколько известно, главным
загрязнителем Северского Донца являются дончане».

По ходу экспедиции планировалось предпринять и ряд сухопутных вылазок в прибрежные леса, которые, по словам специалистов, скоро «врежут дуба». Основными губителями насаждений единодушно называют засухи последних лет и отчасти - бобров, у которых, похоже, изменилась вкусовая ориентация. Если прежде грызуны довольствовались не имеющими особой ценности древесными породами, то теперь предпочитают на завтрак дубы в возрасте тридцати-сорока лет. Когда же работники охраны попытались обезопасить стволы при помощи металлических сеток, то бобры прибегли к смутившей лесоводов тактике. Они в первые же дни кампании сообразили, что дубы даже сподручнее валить, если забраться по сетке. Есть за что цепляться, и вдобавок на верхотуре не страшны даже свирепые волки.

Правда, второй пункт программы удалось выполнить лишь частично. Местных лесоводов вдруг и срочно кому-то понадобилось проверять на профессиональную пригодность, поэтому членам экспедиции пришлось действовать самостоятельно. Однако сваленные бобрами деревья мы всё-таки выявили, а заодно насчитали несколько десятков пребывающих у последней жизненной черты дубов-патриархов.

Здесь потрудились бобры.

Курс - на обитель возвращённой иконы

Чтобы не налететь на торчащие из воды коряги, Сергей настолько энергично переложил руль, что я поцеловался с лягушачьей обшивкой лодки. Глушим мотор и визуально принимаемся обследовать остров, целиком состоящий из коряг и хлама. Таких немало в среднем течении Кальмиуса, где мы с кормчим и тельмановским экологом Иваном Гнездиловым гонялись за браконьерами.

- Семьсот сорок три пластиковые бутылки, - подводит итог переписи острова соплаватель. - Плюс шелуха, обез-главленная кукла и волан для игры в бадминтон.

И хотя мои подсчеты куда скромнее, данные кормчего беру за основу. Он молод, и следовательно, более зорок. Первым заметил плывущего наперерез ужика, рывком послал лодку к кувшинкам, которые от испуга обнажили изнанку листьев. Плавучая свалка оказалась единственной. Лишь ласточки-береговушки суматошно пикировали перед носом моторки. Этих пташек здесь великое множество. То и дело обнаруживаем новые поселения, чем-то напоминающие пещерные города на юге Аравийского полуострова. Когда ушли люди, в этих городах поселились скорпионы и горячий воздух пустыни.

Завидя сплошь укрытый кувшинками плёс, прошу сбавить ход. Плавучие клумбы мягко гасят набежавшую волну, возвращая нам едва уловимый аромат цветов. Но всё размывает запах вольной воды. Это не жидкость из-под крана, которая отдает хлоркой или ржавчиной. Та вода мертва. А эту зачерпни горстью - задохнешься от тихого восторга, который испытывает человек при виде распахнувшегося навстречу плёса или перед чудотворной иконой.

- Возле Лавры бросаем якорь? - интересуется Сергей. - Правда, боюсь, что в измызганной камуфляжке нас туда не пустят. Хотя святая обитель и не то место, где человека встречают по одежке.

На перекуре рассказываю Сергею об иконе Богородицы, похищенной из Святогорья в семнадцатом году прошлого столетия. Согласно преданию, её одно время прятали в пещере под волновахским посёлком Новотроицкое разбойники, затем икона чудесным образом оказалась в местном храме, и лишь сравнительно недавно заняла законное место. Однако осмотр святынь не входил в планы экспедиции, да и показываться на люди в затрапезном виде не хотелось.

Самобранка летнего дня

Первый привал возведенный ещё во время лодочного перехода Кальмиус - Волчья - Самара - Днепр в ранг начальника сухопутных сил экспедиции пристрастившийся к бродяжничеству кандидат сельскохозяйственных наук Анатолий Алпеев объявил за пределами Донецкой области.  

- Вижу, как у сельского магазина начали разгружать хлебовозку с круглыми караваями, - молвил он. - А у нас явный недокомплект продукта номер один. Да и запас газировки следует пополнить.

Водитель хлебовозки объяснил, как добраться до речки. Увы, кратчайший путь оказался перекрыт груженой сеном тракторной тележкой. Пришлось наугад петлять сельскими улицами, которые, как на грех, не отличались скоплением народа. Наше огорчение несколько смягчило великолепие прибрежного луга, сплошь заставленного копнами размашистых ив. Здесь вовсю гремели кузнечики и металлические цепи, которыми к разнотравью были привязаны дружелюбные телята. Один вплотную подошёл к нашему биваку и заворожённо принялся созерцать, как Пищевят набивает табаком вишневого цвета трубку. А вокруг нас причудливо раскинулась самобранка летнего дня. Её можно было разрезать на отдельные холсты и вставлять в рамы цвета созревающей ржи. По очереди заполняем баллоны плавсредства настоем луговых трав. Занятие, подходящее для тех, кто провел несколько часов в автомобильном салоне, где мало кислорода, а ещё меньше свободного пространства. И вот моторка - собственность Сергея - к отплытию готова. Объединенными усилиями передаем её под покровит
ельство речного властелина - Водяного, чьи усы просматриваются сквозь толщу воды.  

- И никакие это не усы,  а обыкновенные водоросли, - возразил руководитель сухопутных сил экспедиции. - Ну, с богом. Семь футов под килем. Встретиться предлагаю за мостом в Святогорске.

Сам Анатолий, как и положено распорядителю, остаётся с водителем, чтобы прибраться после трапезы, искупаться и позагорать. Однако мужикам мы ничуть не завидуем. Что это, прости господи, за отдых - утрамбовывать брюхом прибрежную траву или песок морского пляжа? Другое дело, когда за спиной ревет свирепая «Ямаха», качаются на волне впервые увиденные тобой кувшинки, а голову золотят цветочной пыльцой припавшие к воде ветки узколистого лоха.  

- Северский Донец - самая крупная река восточной Украины и наиболее крупный приток Дона, - просвещает нас кормчий. - Общая протяженность - свыше тысячи километров, за одну секунду подает в Дон порядка двухсот кубометров воды...

В гостях у Робинзона Светозарьевича

По словам рыбаков, это дерево растет в таком положении около десяти лет.

Однажды за стаканом сухого вина знаменитый Федор Конюхов, который в этот час понукал собачью упряжку между Северным полюсом и Гренландией, назвал меня прибрежным путешественником. Всё верно. Рейсы за тридевять морей на трамповом теплоходе в прошлом, я всё больше начал отдавать предпочтение малым рекам. Океан однообразен, а здесь каждый плёс подобен странице увлекательной книги, которую тебе предстоит ещё прочесть. Да и соскучившихся по человеческому общению робинзонов на их берегах предостаточно.

Хижину одного из отшельников обнаруживаем на правом берегу Северского Донца. Под могучим осокорем - навес, за ним просматривается что-то среднее между партизанской землянкой и шалашом бахчевника. Ещё имеется пристань размером с цыганскую шаль, перила из ошкуренных жердей и сохнущие под марлевой накидкой плотвицы.

На зов выходит гражданин, обернутый банным полотенцем, по животу - свежий рубец в веревку толщиной. Рукой показывает на цыганскую шаль пристани. Держится спокойно, с достоинством. Вывод: наш Робинзон к браконьерскому племени не принадлежит.

- Как сие поселение именуется? - спрашивает Сергей. - На карте оно не обозначено...

- Да как хотите, так и называйте. Только живу я здесь сам-один пятое лето. Ну, иногда жена с дочерьми наезжают... Как ушел на пенсию, так и обосновался. А меня зовут Ипполитом Светозарьевичем. Спасибо родителю и дедушке покойным, удружили...

У обладателя роскошного имени-отчества в Краматорске трехкомнатная квартира. Инженер-электрик. Половину года проводит по месту прописки, половину - там, где приказывает душа. Имеет шестерых домочадцев. Сугубо женского пола...

- Сергей, вы помоложе нас и поздоровей. Спустите, пожалуйста, в погребок, там у меня сулея сухого вина от жары спрятана.

- За что бокалы-то поднимем?

Запахнул сползшее с тощего брюха полотенце, помолчал несколько мгновений, затем выдох-нул:

- Давайте выпьем за то, чтобы мужик на смертном одре любовался не сохнущими колготками, а зелёной листвой...

Подводный бродяга

Подводный охотник.

Кувшинки приветливы, словно сельские барышни. Они вразнобой кивают нам золотыми кокошниками из светлых заводей, где истуканами отражаются огромные осокори. Их кроны изнемогают под грузом шаров омелы, которая, как и положено любому паразиту, выглядит более жизнерадостной, чем сами деревья. Но вот среди кувшинок объявилось чужеродное тело - не то самостоятельно разгуливающий по реке резиновый мяч, не то голова выдры.

- Водолаз! - тоном вахтенного матроса-сигнальщика сообщает Сергей и закладывает лодку в крутой вираж.

Совсем молодой ещё человек. Экипирован в костюм диггера, на груди и правом предплечье заплаты.

- Пиратские пули или абордажная пика? - спрашивает соплаватель.

- Нет, грузовик.

- Под колёса попал?

- Застрял в кабине. Тут в войну, наверное, переправа была. Один грузовик, видно, и свалился... Я килограммового окуня подстрелил, а он, стервец, вместе с гарпуном в кабине спрятался. Полез доставать, и вот... Ржавое железо везде торчит.

- Выходит, ты хантер - подводный охотник?

- Вроде того, - в качестве доказательства парень демонстрирует двух пристегнутых к поясу рыбин.

- Удочкой не пробовал рыбачить?

- Неинтересно показалось. Рыбак с удочкой - всё равно что кипящий чайник. Внутри всё бурлит, а он никуда не едет... Вы-то откуда будете и что ищете?

- Пытаемся разобраться: так уж ли правы соседи-россияне, которые утверждают, будто мы погубили Северский Донец.

- Можно подумать, что у них сплошные ангелы, - рассердился подводный обитатель. - И канализация у них в речки не течёт, и предприятия отходы не сбрасывают... Прошлым летом у брата в станице Багаевской гостил. Однажды видел, как дохлая свинья мимо по Дону проплывала. Короче, если судить, то всех следует. И нас, и россиян. В последние годы рыбка пошла на убыль... Что это за добыча, скажите пожалуйста? Перед кошками краснеть придется.

- Что ещё интересного под водой встречается?

- Возьмите мою маску и сами поглядите. Красота неописуемая. Хоть перебирайся жить к русалкам.

- Ты упомянул о грузовике. Он до сих пор на дне?

- Ребята прицепили тросом к трактору и выволокли на сушу. Только я при том не присутствовал. Слышал краем уха, что в кузове спирт в десятилитровых бутылях нашли. Выпили, закусили. Насколько знаю, никто не отравился... А вон там, выше по течению, наткнулся на лист металла с заклепками. Вроде как крыло самолётное. А может, и весь самолёт.

- Лучше бы танк, - говорит Сергей. - Желательно - «тигр». За него в любом состоянии миллион евро дают. Ну, ни хвоста тебе, ни чешуи.

- И вам не хворать. А россиянам передайте: мы, дончане, не полные идиоты, чтобы под себя гадить.

Эскадра собирается под мостом

Северский Донец - не Волчья в верхнем течении, где вёсла скребут о сухие коровьи лепёшки на берегу. После слияния с Осколом у него появляются все признаки настоящей реки с её степенностью и размахом. Селений пока не видать. Они угадываются по челнам кустарного производства. Принимая волну от идущей фарватером моторки, они начинают ёрзать, словно караси на кукане. По правому борту оставляем странное сооружение - то ли новозеландское бунгало, то ли крытая камышом сельская хата, с которой ободрали саманную обшивку.

- До моста у Святогорской обители осталась миля, - докладывает Сергей. - А до тучки вполовину меньше.

Впереди по курсу к высокому берегу опускалось сумрачное облако.

- Полный вперед! - ору кормчему. - Если не успеем укрыться под мостом, то пожалеем, что оставили в машине куртки.

Мы, конечно, не успели. Как и положено дождю, он обязательно настигнет тебя в шаге от калитки или козырька трамвайной остановки. Под мостом столпотворение. Здесь укрылось более десятка водоплавающих рыбаков. Сдвинули лодки, пустили по кругу фляжку, вспоминают неизвестного нам Петровича-стриптизера. Правда, как выяснилось, он демонстрирует перед зрителями не торс, а объёмную лысину.

Пригласили и нас к столу, но мы вежливо отказались. Не то место, чтобы пить водку. Отсюда, от моста, нам видна лишь часть Лавры. Зелёные горы, светлые стены старинного храма. Это одно из немногих места на планете, где творение рук человеческих самым чудесным образом вписалось в природу.

Хмельная пристань недоступна

В притаившейся под мостом рыбацкой эскадре пополнение. С верховий на «Фортуне» подгребся запропастившийся Петрович-стриптизёр. И не сам, а с водолазом на буксире.

- Подобрал в километре отсюда, - объяснил вновь прибывший, принимая из рук собратьев по поплавку стаканчик. - Он десятикилограммового толстолоба загарпунил, пришлось помогать... Глядите, какого зверя парень добыл.

Подводный охотник - не наш давешний знакомый. У этого костюм без заплат, ружьё хорошей работы, а десятикилограммовый толстолобик - не пара подлещиков.

- Не слишком ли много - два водолаза на три мили реки? - спрашивает Сергей. - Ладно, тучка вроде иссякла, пора выдвигаться. Вот только наших почему-то не видать.

Сухопутные силы экспедиции обнаруживаем по брошенной удочке и дыму костерка.

- На ужин гречка с ароматом свинины, - объявляет Анатолий Алпеев.-  При вскрытии банки мяса в ней не обнаружено.

Четверть часа на трапезу - и снова в дорогу. Очередное рандеву назначаем в Щурово. Но лучше бы перенесли встречу в другое место. Здесь ни к берегу пристать, ни по суше добраться. Сплошняком тянутся заборы частных владений.

- Дожили, - ворчит Сергей. - Прежде все было народное, а теперь - собственность «избранных».

Наконец удается пришвартоваться к пивнушке на сваях, хозяин которой за плату соглашается приютить на ночь четверых бродяг. Однако все попытки навести сухопутные силы экспедиции на цель оказываются безуспешными.

- Везде ворота и калитки на амбарных замках, - жалуется по телефону Анатолий. - Двигайтесь вниз, а мы поедем вперёд, чтобы выбрать место для ночлега.

Присмотренная Алпеевым полянка оказалась живописной, особенно стоящий в самом её эпицентре дуб, похожий на одряхлевшего витязя. Вершина сломана, ствол иссечён топорами и прочими метательными орудиями. Но дуб ещё удерживал на почтительном расстоянии молодую поросль.

- Таких великанов-доходяг я сегодня насчитал несколько десятков, - говорит Анатолий.

Спускаюсь к вытащенной на берег лодке, где Сергей раскуривает трубку. В заводи, уронив на листья бутоны, дремали кувшинки, над головой барражировали комары, а у ног бесшумно катилась река. Заневоленная, как и её сестры, плотинами, она безропотно терпела  причиняемые ей обиды и ждала, когда человек научится жить в гармонии с природой, где не место пластиковым островам.

Ну, а нам с рассветом предстояло продолжить прерванный глубокими сумерками путь к низовьям Северского Донца.

По уставу князя Ярослава

Увы, не все речные отшельники столь гостеприимны. В километре от стойбища Робинзона (как мы его переиначили) Светозарьевича попытались разговорить двух неказистых, словно выросшие на сухой грядке луковицы, представителей рыбацкого племени. У каждого в руке по удочке, а за пазухой, как показалось нам, - по большой жабе.

- Сегодня клёва не было, - вяло ответил один из них.

- Да и вчера тоже, - добавил другой.

- А что же тогда варили в котелке? - кивнул Сергей на затухающий костер, окрестности которого были усеяны чешуей крупной рыбы.

- Добрые люди угостили.

На том бы беседа и закончилась, но Сергея за каким-то лешим  понесло в кусты, откуда он приволок ворох сетей ширпотребовского производства.

- Я запрещённые орудия лова, как собака дичь, верхним чутьем обнаруживаю, - признался соплаватель чуть позже.  

- Чьи сети, мужики?

- Не знаем, никого не видели...

- Коль бесхозные, то пусть горят синим пламенем, - решил кормчий и свалил в костерок весь ворох.- Сейчас добавку принесу. Там ещё на две ходки осталось. А вообще, мужики, вы когда-нибудь слышали об уставе князя киевского Ярослава? Так вот, запоминайте, цитирую по памяти: «Если в чьём владении найдут сети или другие признаки воровской ловли, то вервь, сиречь - громада, должна сыскать винов-ного или заплатить пеню».

- Не имеешь права, - в один голос восстали овощи-недомерки. - Мы сами по себе, отдельно. А сети - собственность Домахиного Тимофея. Он ими ещё перепелов и куропаток на опушке леса ловит. И бобра прошлой осенью взял.

- Больше не будет, - авторитетно подытожил Сергей. - А насчет зверя в княжеском уставе тоже сказано: «За бобра, украденного из норы, определяется 12 гривен пени». Это, мужики, чтобы вы знали, аналогично штрафу за убийство сельского тиуна или княжеского старосты.

- А сейчас сколько?

- Столько, что желающие урвать кусок пирога от матушки-природы или причинить ей паскудство о содеянном не печалятся.

Вновь ревет строптивая «Ямаха». Слева и справа - впаянные в речную гладь пустые пластиковые бутылки. Они верёвками привязаны к щербатым кирпичам - якорницам для постановки браконьерских сетей. Чтобы усложнить жизнь губителям природы, соплаватель притормаживает у каждого «маяка», а я перехватываю ножом связывающую с якорницами пуповину и складываю добычу себе под ноги.