Оккупанты из степной дубравы

Рейдовая бригада, в составе которой находился корреспондент «Донбасса», попыталась определить размер ущерба, который наносят Великоанадольскому лесу самовольные захватчики укромных уголков природы и владельцы строящихся у опушки хором.

В запретной зоне - алчущая рать

Членам рейдовой бригады, в состав которой вошли охотовед Великоанадольского лесхоза Петр Фролов, мастер леса Владимир Юров и корреспондент «Донбасса», надо было обследовать несколько гектаров прилегающих к человеческому жилью насаждений,  а заодно установить личность одного гражданина.

Практически до самого развала Советского Союза земли Гослесфонда считались запретной зоной, куда постороннему вход был разрешен лишь в порядке исключения. Сбор валежника, не говоря уже о самовольной рубке, карался по всей строгости закона, а наиболее злостные нарушители нередко оказывались на скамье подсудимых. Меры, конечно, драконовские, но это как раз тот случай, когда ради всеобщего достояния стоило ущемлять права отдельных индивидуумов.

В этой связи нелишним будет привести слова бывшего директора Великоанадоля Юрия Азбукина, имя которого безо всякой натяжки можно поставить в один ряд с именами наиболее выдающихся лесоводов страны.

- Степные дубравы, - говорил он, - создавались всем миром, следовательно они не могут быть чьей-то персональной вотчиной.

Сбитая лихачом труба наклонилась, но газовики утверждают: опасности нет. Пока?

Тем самым Юрий Михайлович еще три десятилетия тому предугадал появление алчущей рати чиновников и скорохватов, готовых без зазрения совести положить степную жемчужину в собственный карман или, на худой конец, воспользоваться малой толикой благ. Подтверждением тому вполне может служить хотя бы вагончик гражданина Р.,  который самовольно обосновался на берегу одного из лесных прудов, а также некий Сергей Петрович, для которого наемные рабочие сооружают деревянные хоромы у лесной опушки.

Произвол под сенью дубов-патриархов

Первую остановку делаем у вагончика, где еще сохранились посаженные при Викторе фон Граффе ясени и дубы. Он заперт, пуст и причал, который тоже сооружен оккупантом. Но о том, что Р. периодически появляется в своих владениях, свидетельствуют опорожненные бутылки и прочий пластиковый хлам (фамилию хозяина сопровождающие просят не называть до вынесения судебного вердикта).

- Хотя лес в первую очередь считается производственной зоной, никто не запрещает человеку гулять здесь для собственного удовольствия, - говорит Владимир Юров. - Исключение, разумеется, составляют лесосека и места кормления диких животных. Не прогонят тебя взашей, если ты с компанией расположишься в тени живописных деревьев. Но вот разжигать костры в неположенном месте, оставлять после себя кучи мусора, а тем более самовольно захватывать территорию...

Увы, все обстоит не так, как бы хотелось. Тот же вагончик с капитальным причалом доказывает, что в законодательстве существуют лазейки для нарушителей, и что охрана имеет недостаточно прав и оснащения для борьбы с ними. Более того, автору этих строк дважды пришлось быть свидетелем того, как требования лесоводов и егерей оставались гласом вопиющего в пустыне.

- Воюем с нарушителями,- продолжает мастер, - в основном при помощи убеждений, которые сегодня не до каждого доходят. Один просто пошлет тебя на деревню к бабушке, а который покруче, тот пообещает погоны снять вместе с головой.

К сожалению, лесная охрана не вправе при помощи трактора отбуксировать вагончик самовольного поселенца за пределы степной жемчужины. Это частная собственность, доступ к которой могут иметь лишь судебные исполнители, да и то после вынесения соответствующего решения.

Запечатали речку отходами

Еще один вагончик обнаруживаем в насаждениях возле деревянных хором. Строятся они, как я понял, на законных основаниях. Однако хозяину, похоже, не хватило места, и он счел нужным вторгнуться на территорию лесхоза. Помимо вагончика построен дощатый туалет, валяются ветки недавно срубленных деревьев, вывороченные пни. Безо всякого сомнения, здесь прошелся бульдозер, который выгребал в насаждения оставшуюся после закладки фундаментов глину.

Назвавшийся бригадиром рабочих, Роман на вопросы отвечает неохотно:

- Хозяина зовут Сергеем Петровичем, сам он донецкий. Фамилию не знаю. И вообще мы люди маленькие. Подрядились строить, вот и строим. Да, живем в вагончике. Мусор за собой убираем.

Сергею Насонову действительно можно сказать: «Спасибо за чистые обочины».

Пока охотовед с мастером оформляют бумаги, отправляюсь в верховья реки Кашлагач, где виднеется еще один недостроенный дворец. На этот раз каменный. Состоятельные новоселы вывезли глину на плотину небольшого пруда и таким образом полностью заперли берущую здесь начало речушку. Чтобы освободить сливные трубы, теперь, как минимум, понадобится десяток землекопов. По пути фиксирую строительный и бытовой хлам, который владельцы особняков и сельских домов складируют под кронами дубравы. Исключение составляют несколько усадеб, а также выделенный под пчелиный город участок. Особенно смотрится последний. Территория ухожена, вдоль границы тянется ряд кустов фундука, а в примыкающих насаждениях ни пластиковой бутылки, ни обрывков полиэтиленовых пакетов. Узнаю фамилию пчеловода - Вячеслав Топорик, дончанин.

Еще одна приятная встреча состоялась на берегу заключительного каскада прудов. Одетый в униформу гражданин новенькими граблями собирает мусор на обочине дороги, ведущей в Форест-парк. Предложению сфотографировать рабочий парка Сергей Насонов весьма удивлен:

- Что я такого особенного делаю?.. Работа самая рядовая, обыденная...

Но это скорее не правило, а исключение из него. Степная жемчужина, над созданием которой трудились многие поколения, сегодня переживает не лучшие свои годы. Несмотря на то, что отсюда ежегодно вывозятся десятки тракторных тележек всевозможного хлама, она все больше погрязает в мусоре, а ее являющееся общенародным достоянием богатство правдами и неправдами переходит в частные руки.

Рапорт из бабушкиного сундука

Хотелось бы обратить внимание на один любопытный документ, хранившийся в сундуке моей бабушки, уроженки села Благодатное Мариупольского уезда. И хотя датированный 1911 годом рапорт на имя лесничего безвозвратно утерян, некоторые выдержки и имена сохранились в памяти. Итак: «Мною, лесником Гаркушей, 19 октября сего года на Министерской аллее задержана пароконная повозка, коей управлял житель села Бугас Пантелеймон Узбек. Свое появление в месте, предназначенном исключительно для пеших прогулок, оный крестьянин объяснил, что им побуждало желание проехать по дороге, равной по ухоженности которой им не видано... По причине неуклюжести упомянутый Пантелеймон Узбек осью телеги повредил стволы двух дубов... Учитывая несостоятельность оплатить штраф, мною были выданы нарушителю грабли с метлою, чтобы тот заровнял оставленные колесами следы... Затем мною были обмазаны рыжей глиной поврежденные деревья и для прочности обернуты крапивной мешковиной».

История умалчивает о том, сколько потомков крестьянина Пантелеймона за истекшее столетие ради удовлетворения собственного любопытства теперь уже пешочком, а не на телеге, изволили пройтись по красивейшей аллее Великоанадольского леса, где стоит памятник из черного мрамора его основателю Виктору фон Граффу. Зато в летописях и научных трудах имеется подробное описание выпавших на долю пионеров степного лесоразведения трудностей. Это была каторга, где высокие идеи служения Отечеству наитеснейшим образом переплелись с принудительными работами. Но главное - степная жемчужина создана, она служит и будет служить предметом восхищения для многих тысяч потомков.