Урожай охраняют мины-растяжки

Длинный пыльный  шлейф сопровождает наш комбайн. Вообще-то, правилами техники безопасности возбраняется катать на зерноуборочном агрегате посторонних, а тем более - доверять им бразды правления. Однако Роман, чью фамилию, а также координаты лежащего на линии фронта поля подсолнечника я не называю, по вполне понятным причинам, сделал для меня исключение. Он в одном лице фермер и механизатор, то есть - полноправный властитель клочка суши на берегу Кальмиуса и разбитого вдрызг комбайна.

- У меня, - смеётся Роман, - как у Папы Римского, один начальник. Да и тот далеко отсюда.

Правда, передавая руль «Колоса», землепашец в пятом поколении предупредил, что снимает с себя всякую ответственность за сохранность жизни приезжего журналиста. А ещё он попросил оставить фотоаппараты у него дома:

- Сопредельная сторона, -  объяснил он, - начинается за рекой. Поэтому патрульные не приветствуют появление здесь журналистов. Тем более - с телекамерами и фотоаппаратами... Ну, а если тормознут, скажу, что вы мой родственник, который решил прокатиться за компанию.

По закону клочок земли в полторы сотни гектаров является собственностью моего нового знакомого, но фактически он находится в полной зависимости от военных. Сейчас, слава Богу, пока не палят, а ещё пару недель назад снаряды летели за Кальмиус и обратно.

- Видите на той стороне комбайн? - спросил Роман. - Такая же развалина, как и мой. Того и гляди - в загонке ляжет. А за рулём, если не ошибаюсь, кум Никола... Тормозните на пару минут, я с ним по мобильнику свяжусь... Привет, кумец! Не твоё ли ведро с ржавыми гайками я вижу? Так и знал. Слушай, сколько у тебя подсолнечник сыпет? Коммерческая тайна?

- Ну и у меня кошкины слёзы... Тебе даже видно, что за рулём не я? Попробуй, догадайся... Журналист. Да не шучу я, на полном серьёзе... Конечно, предупреждал о растяжках, но он говорит, что волков бояться - в лес не ходить.

Роман малость переоценил мои достоинства. И руководствовался я не в высшей степени безрассудностью. Просто перед выездом фермер-комбайнер признался, что накануне обошёл по периметру поле подсолнечника, но ничего похожего на растяжки не обнаружил.

- Дожили, - проворчал Роман, сменив меня за штурвалом «Колоса», - раньше прутья арматуры попадались, а теперь фугасов бойся.

- Какие такие прутья?

- Обычные. Город Комсомольское у нас под боком. Так их воришки приноровились к стеблям подсолнечника обрезки арматуры привязывать. Выведут таким макаром жатку со строя, а сами семечки без помех продолжают добывать. Имеется приспособление для этого хитромудрое. Вроде скребка коровьего. Я штук пять конфисковал, при случае покажу.

Чарка водки - плата за риск

С началом военных действий самозваные добытчики сельскохозяйственной продукции поутихли. Даже самые буйные головушки опасаются совершать набеги на поля подсолнечника и бахчи. Их теперь надёжнее всякой охраны стерегут мины-растяжки и не разорвавшиеся реактивные снаряды, один из которых до сих пор «украшает» центр посёлка городского типа Старобешево.

Не обошли железные «гостинцы» стороной и романовы владения. Прошлым летом косил пшеницу, да наехал правым передним колесом на стабилизатор «градины».

- И?

- Бог миловал, - зябко повёл плечом фермер. - Только и того, что распанахал скат на манер английского флага. Пришлось выбросить. А новый обошёлся в гектар семечек.

- Роман, насколько мне известно, в прифронтовых хозяйствах механизаторам доплачивают за риск...

- Я же кругом и раб, и прораб. Могу лишь премировать сам себя. Чаркой водки перед ужином. Так сказать, для снятия усталости и стресса. А вообще голова занята совершенно иным... В частности, покоя не даёт проблема реализации зерна. Хотя по причине засухи урожай далёк от рекордного, но продать есть чего. Платить налог надо, солярку, запчасти, удобрения покупать надо... Наконец, надо семью одеть-накормить. Фуры с той стороны прорываются, но купцы дают треть от законной стоимости. Жалуются: «Мы бы больше могли предложить, да на блокпостах обдирают до трусов. В прежние годы даже гаишники так не лютовали». А я так своим провинциальным умишком догадываюсь: продлится война до нового вселенского потопа. Кто же позволит ликвидировать золотую жилу, которая пролегла через блокпосты? Не пахал, не сеял, а каждый день - карман денег... С вашего позволения прервусь, бункер под завязку.

Работница тока Маргарита Хапланова.

Переваливаясь баржой на пологих волнах, подкатывает самосвал. Из прорех в бортах свисает потерявшее изначальный цвет тряпьё - защита от потерь. Минута-полторы - и в кузов течёт чёрный с серым ручей. Чёрный - семечки, серый - пыль. Она осязаема на ощупь и почему-то пахнет потревоженным вилами старым сеновалом.

- Не проще ли сохранить урожай до более благоприятного часа? - задаю вопрос Роману после того, как украшенный тряпьём самосвал отползает в сторону.

- Можно и проще. Если у вас имеется в запасе парочка вместительных амбаров. Но у меня свободное место осталось разве что под тёщиной кроватью. Да и то всяческим имуществом заполнено. И потом, процесс хранения зерна и семечек довольно сложный. Прохлопаешь - сопреет, не досмотришь - долгоносик сожрёт.

- Хлебоприёмные предприятия?..

- Я бы лично поостерёгся довериться им. У нас почти все они находятся в пределах досягаемости орудий средних калибров. Упал же снаряд на крышу склада Раздольненского хлебоприёмного и пять тысяч тонн пшеницы улетучились вместе с дымом.

Косят хлеб и реактивные снаряды

Пятая часть содержимого сгоревшего хранилища принадлежала агрофирме «Горняк», где я побывал перед визитом к фермеру-механизатору. Урожай собран в прошлом году на полях, примыкающих к околице печально известной Новой Ласпы. После того, как там развернулись ожесточённые бои, нивы правого берега реки Кальмиус были целиком отданы на откуп снарядам и вездесущей амброзии. По словам военных (гражданские почти поголовно покинули село), сорняки вымахали выше человеческого роста.

Коммунаровка, Песчаное и Каменка тоже находятся в непосредственной близости от линии фронта. Так, занятый севом озимых тракторист Василий Степанчак обратил моё внимание на сжатое поле пшеницы:

От посевного агрегата Василия Степанчака до линии фронта не наберётся и полтора десятка километров.

- Наверное, - объяснил он, - по нему целая батарея «Ураганов» влупила. Весь косогор теперь в оспинах. Это - если смотреть издали. А что вблизи, пусть лучше расскажут Миша Скрыпник и Боря Беспалов. Они там хлеба убирали.

- Ничего особенного и вблизи, - отмахнулся Михаил. - Обычные воронки. Если сложить их воедино, то, считайте, гектар посевов корова языком слизала. К счастью, пшеница ещё колос не выбросила. Иначе бы сгорело всё подчистую.

- Сдавали на комбайнах фигурное вождение, - добавил Борис. - Но как ни напрягали зрачки, без потерь не обошлось. Острейшим осколком так распанахало скат, что вулканизаторы только руками развели.

У комбайнёров Михаила СКРЫПНИКА и Бориса БЕСПАЛОВА вынужденный перерыв.

А последствия жатвы-2015 в «Горняке» могли оказаться более печальными. Один из комбайнов поддоном прошёлся по оперению глубоко ушедшего в почву реактивного снаряда. К счастью, тот не сработал.

Руководители агрофирмы учли специфику страды в прифронтовой зоне. Каждому механизатору, к великой зависти Романа, вместо чарки успокоительного доплачивают по сто гривен. Так называемые «гробовые деньги» на родине Прасковьи Ангелиной не выплачивались с весны 1945 года. Наверное, приняли во внимание незначительную насыщенность хлебной нивы железными «гостинцами».

- Зато после этой войны, - продолжает Василий, - останется столько неразорвавшихся фугасов, что механизаторам будут доплачивать за риск ещё лет пять или шесть.

И всё-таки, Коммунаровка, Песчаное и Каменка находятся в относительно спокойной зоне. Одна расстрелянная нива, испорченный скат да пара выбитых окон - вот, пожалуй, и все потери. Сгоревшая тысяча тонн пшеницы и брошенные нивы у Новой Ласпы - разговор отдельный.

То есть, с некоторой натяжкой, можно утверждать, что жатва-2015 ничем особо не отличается от предыдущих. Завершается уборка подсолнечника, сегодня-завтра закончат cев озимых, полны кормов сеновал и силосная яма, на току от зари до зари кипит работа.

Однако отличие, всё же, есть. Как ни глушат сельчане работой тревогу, она, подобно въедливой пыли, даёт о себе знать громом обезвреженного боеприпаса или смерчами, которые выжившими из ума нищими бродят по истоптанным в прах полевым дорогам.