В объективе - ад кромешный

Нашему корреспонденту в упор удалось запечатлеть бомбардировку городской околицы.

Мёртвые сраму не имут

Привратником я подрабатывал за «спасибо» ещё до войны. Происходило это обычно в сумерках, когда сосед Аркаша возвращался из похода по питейным заведениям. При этом он произносил одну и ту же фразу из анекдота середины прошлого века:
- Попридержи, пожалуйста, калитку, чтобы я мог ключ впихнуть.
Но Аркаша сбежал в глубокий тыл после первой же бомбардировки, оставив на попечение сестры Аннушки рыжего кобелька Валета и ключ от капризной калитки.
Аннушка, приятная во всех отношениях дама почтенного возраста, питейные заведения обходила десятой дорогой. И, следовательно, кормить кобелька не забывала. Благодаря её стараниям, Валет разжирел до такой степени, что пришлось расширить лаз в дощатую конуру.
О приходе Аннушки я узнавал по скрипу отпираемой калитки и приветственному лаю Валета. Однако в это утро вместо скрипа услышал неясную возню. Никак, подумалось, беглый Аркаша вернулся? И успел спозаранку причаститься?
Увы, возню, как ни странно, производила трезвенница. Ощутив затылком мой недоумённый взгляд, она, по примеру братца, попросила найти управу на своенравную калитку:
- Никак ключом в замочную скважину не попаду, - объяснила Аннушка. - Руки ходуном ходят...
Вообще-то, задавать вопросы заплаканным женщинам не следует. Можно нарваться на резкость. Или, что ещё хуже, заполучить слёзную исповедь.
Но эти мысли пришли потом. После того, как с языка соскользнуло:
- Стряслось что?..
- С Аркашей ничего особенного, - ответила Аннушка, освободив доступ к калитке. - Я вчера, как только покормила Валета и полила земляничную грядку, поехала на ту сторону за пенсией...
- Удачно-то хоть?
- Как сказать... Деньги получила. Однако натерпелась выше крыши.
- Жара, очереди. И вдобавок в стороне блокпоста постреливали вчера, - посочувствовал я.
- Если бы только… Дедок древний прямо на блокпосту помер. Народ, ясное дело, стал требовать, чтобы бедолагу убрали с дороги. Не переступать же через него. А военные хохочут: «Шагайте, тётки, смело. У деда глаза хоть и открыты, но под юбку он уже заглянуть не сподобится».
- Неужели за войну к смертям так и не привыкли? Сутки почти миновали, а вас всё колотит...
- Это уже сегодняшнее. Воду, слава тебе, Господи, дали, так всю ночь занималась постирушкой. И автоматную трескотню за околицей слушала.
С утреца принялась бельишко на балконе развешивать, а оно как хряснет над головой. И тут же ветка тополя на простыни упала. А за ней вторая. Шальными пулями сшибло. Ну, меня и колотить начало...

Вот она, капризная калитка.

Трофей в хозяйстве пригодится

Едва ли сыщется в прифронтовой зоне усадьба, хозяин которой не смог бы предложить вашему вниманию горсть собранных на грядках осколков. Рекордсменом же среди трофейщиков значится 50-летняя жительница посёлка Еленовка Раиса. У этой состоятельной дамы осколков целое ведро. И две гильзы сработавших на скотном дворе «градин» в придачу.
Я тоже не из бедных. Помимо горсти ржавого железа, имею снарядик тридцатого калибра. Он до сих пор обёрнут выцветшей тряпицей и перетянут витым шнуром. Снарядик я выменял за шоколадку у девицы лет шести-семи от роду в Новогригорьевке.
Причём, как мне показалось, юная особа бартерную сделку сочла неправомерной. Отдавая мне «куклу», она огорчённо вздохнула.
Ребёнка-то я лишил опасной игрушки. Однако сам оказался в довольно щекотливом положении. Незаконное хранение боеприпасов и в мирное время считалось уголовным преступлением. Но и беспокоить пиротехников по мелочам не позволяла совесть. Лучше уж последовать совету машиниста маневрового тепловоза Николая, который ставшие ненужными вещи хоронит в выгребной яме.
Правда, для хвостовой части артиллерийской мины бравый железнодорожник сделал исключение. Но это редкий случай. Точно также увечные воины до гробовой доски хранят вынутые хирургом осколки.
Тем более, Николай - мужик практичный. В частности, он увидел в хвостовике подставку для шариковых карандашей.
- Здесь малость подрежу, потом пройдусь резцом по обочине, и получится нужная в хозяйстве вещь, - объяснил машинист. - Да и память о моём сиденье под тепловозом останется…
Но, думаю, Николай и так запомнит приключения ералашной ночи:
- Нет хуже, - признался он, - входить в рабочий меридиан после длительного простоя. Да ещё ночью. Как во сне подавал порожние вагоны под транспортёр, наполненные щебнем оттаскивал на главную колею. Начало пострелушек я пропустил. Разве услышишь что за рёвом камнедробилки. А вот когда начался серьёзный обстрел, заметил сразу. Мигом скатился по трапу на полотно и укрылся под локомотивом. Гляжу - одна из мин ударила точно в галерею, вторая зарылась в кучу щебня, а третья хряпнулась рядом с тепловозом... И тут же - удар о колёсную пару... Шмякнулась вот эта кандидатка в подставку для карандашей. Я её поутру в выемке нашёл.
- То есть о тебе теперь можно говорить, что родился в рубашке под защитой колёсной пары?
- Выходит, - рассмеялся бравый железнодорожник, и подбросил на ладони трофей, которому судилось стать нужной в хозяйстве вещью.

Трофей.



Смешали со свалкой промзону

Начавшиеся во второй половине дня пострелушки плавно переросли в фазу вечернего противостояния. С трёхминутным интервалом у дырявых баков нефтеперегонного завода зашлёпали мины восемьдесят второго калибра. Потом длинными очередями расплевалась скорострельная пушка боевой машины пехоты. Мелкокалиберные снаряды БМП расцвечивали хмурое небо алым пунктиром и вонзались в тёплый бок рукотворной горы за ручьём.
И хотя вечерние пострелушки на том завершились, народ продолжал бодрствовать. Ведь ночной концерт начинался около ноля часов или чуток попозже.
Как правило, вслед за подголосками выползают басы тяжёлых калибров, чьи железные глотки заставляют умолкнуть робких козодоев и беспокойных перепелов.
В половине второго оратория войны идёт на убыль. Или же, наоборот, усиливается дальнобойными орудиями. И тогда земля, словно почуявшая волка лошадь, начинает заметно вибрировать.
Эта дрожь проникает в самое нутро человека. Избавиться от неё нельзя ни чёрным чаем, ни таким же крепким словом. Одно утешенье - сигарета. Я коротаю ночь на своем НП и считаю секунды, которые заполняют промежуток между выстрелом и разрывом.
Тишина наступила перед самым рассветом. Расплющиваю в пепельнице окурок и отправляюсь спать. Как говорил корабельный электромеханик и драматург Леонид Олейник, «в солому», намекая на материал, которым набивали в мореходных училищах матрацы.
Но лучше бы этого не делал. По крайней мере, эффект от близких разрывов оказался не таким ошеломляющим. Я даже на несколько секунд впал в прострацию. А когда обрёл способность соображать, сгрёб лежавший на письменном столе фотоаппарат (похоже, сказалось профессиональное), и пулей вылетел во двор.
- Что происходит? - встревожено спросила хозяйка.
- Ничего нового. Просто смешивают горный отвал и промзону с дерьмецом мусорной свалки.
Сделав несколько снимков, я, в поисках более удачного кадра, едва не вывалился за ворота. Однако вовремя затормозил. Время хотя и раннее, но риск нарваться на случайного прохожего существовал. И что, скажите, пожалуйста, мог подумать человек, увидев на перекрёстке мужика в трусах, но с фотоаппаратом?
Увы, улицы оставались пустынны. И только порождённая снарядами гарь продолжала сползать к подножью рукотворной горы, которая ещё пару-тройку минут назад клокотала проснувшимся вулканом.

Сергей ВАСИЛЬЕВ.
Фото автора.