Чернобыльская катастрофа: правда намного страшнее!

Владимир Усатенко, эксперт Национальной комиссии радиационной защиты: «У нас не только игнорировали все уроки, связанные с Чернобылем, но и принизили значение этой катастрофы». Подробно об основных факторах риска для всего живого.

Есть известная пословица, «пока гром не грянет - мужик не перекрестится». После Чернобыльской аварии креститься, похоже, перестали, так не стоит ли теперь ожидать очередной техногенной катастрофы?

Давайте разберемся, что стало причиной Чернобыля? Помимо прочего ещё и то, что никто не имел права подвергать сомнению авторитет советской науки, которая вызвала к жизни данный проект. А теперь, с горечью, приходится констатировать, что в реакторе тогда произошло самое страшное - разгон на мгновенных нейтронах. Это то, что в корне противоречит возможности управлять цепной ядерной реакцией. Для того, чтобы нейтроны были запаздывающими, делаются графитные кладки, водяные каналы и ряд других элементов, в том числе и специальная система управления и защиты. Ещё там должны быть дополнительные поглотители, как на Ленинградской АЭС, которые не позволяют достигать критических параметров реакции. Этим на ЧАЭС пренебрегли. Был один поглотитель и один водяной столб, а остальная активная зона была заполнена тепловыделяющими сборками.

- Принято думать, что причиной катастрофы был человеческий фактор. По вашему мнению, это был просчёт науки?

- Да, конечно. Но и не только. В конце концов, это эксплуатация на грани фола. Когда станция самая лучшая, самая большая мощность, когда у станции переходное красное знамя – это очень большой соблазн выжимать из реактора всё, что можно, постоянно подгружая новые ТВС-ки взамен выгоревших. Это максимальная производительность, максимальный коэффициент использования установленной мощности, это новые награды и карьерные продвижения.

В результате произошёл тепловой взрыв. Сам процесс длился всего 40 секунд и реактор остался пустым. Совершенно. Кроме нескольких плит, которые сорвались, пока схема «Е» парила над реактором, и упали внутрь. В таком состоянии он существует и сейчас.

- Что же произошло с топливом? Оно просто сублимировалось. То есть, перешло в газообразное состояние, конденсировалось, в зависимости от высоты и условий, куда оно попало, а также вошло в стены, в элементы конструкций энергоблока, в почву и т.д. Совершенно не выдерживают никакой критики заявления, что выбросы составляют 4% или 6% от всего количества топлива. Оно вылетело всё. Полностью.

- Наша наука это опровергает. Впрочем, как и наличие такого элемента, как растворимый плутоний. Он отличается тем, что очень хорошо мигрирует, попадает в тело, волосы и ногти. Английские низкотемпературные плазменные спектрометры прекрасно его обнаруживают, так же, как обнаружили полоний у Литвиненко, но у нас ни в одном справочнике таких сведений вы не найдёте. Потому что если признать этот факт, то это будет удар по авторитету нашей науки. Придётся признать, что она шла по пути создания красивой математики, красивой физики, каких-то красивых теорий, не касаясь сущности процессов, которые им противоречат.

- В общем, это произошло. Теперь надо думать, что же дальше. При такой ядерной реакции выделяется примерно 1580 различных изотопов. Большинство из них очень нестабильны и быстро распадаются. Но страшно то, что мы можем быстро определять всего изотопов пять, не больше. По воздействию на здоровье человека нам более-менее известны изотопов двадцать. А остальные? Совершенно неизвестно, и неизвестно где они, сколько их и как они действуют на людей.

- И тут мы приходим ещё и к угрозе со стороны медиков, которые, стараясь выяснить, что же дал Чернобыль, применяют такие методы сканирования (например с помощью изотопов технеция), которые приводят к образованию злокачественных опухолей и других болезней, характерных для ликвидаторов. У медиков появляется зуд и нетерпение, когда они стараются выявить техногенную составляющую в росте заболеваемости. Но их методы диагностики привносят в этот рост, может быть, большую лепту, чем Чернобыль.

- Крупная катастрофа, это чрезвычайное событие, и чтобы не допустить его повторения, должны быть сделаны выводы, извлечены уроки. Долгие годы ходили слухи, что выбросы радиации со станции продолжаются, что идет утечка радиации из радиоактивных могильников и так далее. Сделаны ли эти выводы сейчас, спустя 23 года после Чернобыля?

- Я бы сказал, что у нас не только игнорировали все уроки, связанные с Чернобылем, но и неправильно классифицировали само событие, определив его в статус аварии. Это была катастрофа, на любом языке мира это считалось бы катастрофическим развитием событий. Значение Чернобыля в сотни раз больше, чем принято думать. Однако никто, ни руководство нашей страны, ни Россия, ни Запад не заинтересованы в объективной оценке масштабов этой катастрофы, наоборот, они стремятся его занизить, в десятки, если не в сотни раз занижая объем выброшенной из реактора радиации, который в действительности составляет около 4 миллиардов кюри.

У нас есть несколько могильников, которые не должны дальше так существовать. Это не только хранилища отходов ядерного топлива, по которым лучшее решение, это прямое захоронение в определённые геологические пласты. Нигде в мире не достигнут необходимый уровень надёжности и контролируемости подобных хранилищ. А у нас никто и не пытается этого достичь. Считают, что там что-то строится, и это хорошо. Но ничего хорошего в этом нет, так как смысл всего этого не в безопасном хранении радиоактивных веществ, а в самом процессе перманентного строительства и получении от этого дивидендов. Поэтому в тендерах побеждают фирмы, ранее мало в чём преуспевшие. На их счету и аэропорты с падающими крышами, и многое другое.

Показателен тут и просчёт с хранилищем отходов ядерного топлива №2, строящимся в Чернобыле. Это хранилище не пригодно даже для засолки огурцов и никогда не будет построено - его надо разрушить и никогда к этому не возвращаться.

Но не само это хранилище является сейчас наибольшей угрозой, а отвлечение от самых главных и страшных объектов. Это склады высокоактивных отходов, где отходы, помещенные в бетонные кубы, складывали-складывали, а когда там лопнули подпорные стены - то и бросили. Теперь считается, что самое главное их не трогать.

Впрочем, там хоть и большие активности, но не решающие. На третьей очереди ЧАЭС была отрыта траншея шириной примерно 45 и длиной 150 метров, по ширине на семь секций, чтобы можно было перекрыть её стандартными плитами. Затем сюда стали завозить высокоактивные отходы, даже не сортированные, а предварительно упакованные (на заводе им. Малышева) в метровые кубы. Завезли их около 35 тысяч, и места оказалось мало. Тогда принялись делать насыпи, ездили по этим контейнерам и продавили ложе всего этого сооружения.

Расположено оно между прудом-охладителем и каналом, подводящим воду к третьей очереди ЧАЭС. Здесь полностью насыпной грунт; латеральный сток, независимо от сезона, всегда в одну сторону - в сторону пруда-охладителя. Система водозабора оказалась неэффективной и, в конце концов, образовалось локальное загрязнение в виде огромной водяной «капли», которая висит у бассейна слияния Днепра и Припяти. Пока она не вызывает особой озабоченности, так как уровень её относительно этих рек ещё достаточно низок, но радиоактивность этой воды просто сумасшедшая, и если она двинется к нашей главной водной артерии - то здоровых людей по берегам Днепра уже не останется.

Следующий момент - это то, где собираются строить само укрытие. Оно занимает 30% площади могильника. Раньше рыли большие ямы, сбрасывали туда всё подряд, там же бросали и экскаваторы, затем пригоняли другую технику и всё закапывали. Теперь на этой площади решили построить свайное поле, чтобы это всё закрыть. Но делать это не вытащив оттуда то, что там находится, противоречит здравому смыслу.

Возможно, это связано с приездом профессора Перелена, который резко покритиковал все существующие на то время проекты и заявил, что Европа тогда даст деньги, когда все наши госструктуры будут едины в желании всё в Чернобыле укрыть и уплотнить. С ним согласились, но никто, до сегодняшнего дня, не знает толком, что и где нужно построить. Хотя понятна позиция лоббистов, которые стараются пристроить куда-то донецкую сталь. На самом деле нужно всё это разобрать и захоронить, в специально построенных хранилищах, к которым никто ещё не приступал.

Есть и другие проблемные организационные моменты. В 94-м – 95-м годах, я входил в экспертную группу профессора Сорея и мы инспектировали объекты атомной энергетики. Я беседовал со многими экспертами и представителями ЕБРР. В частности, по Ровенской и Хмельницкой АЭС мы выдали заключения, исходя из того, чтобы решать тамошние проблемы наиболее дешевым способом, но наши заключения пришлись не по вкусу европейскому руководству – там ориентировались на большие деньги. Сейчас продолжается та же самая волокита и с объектом «Укрытие». Уже и немцы взмолились: давайте хоть что-нибудь построим! Мол, если будем исходить из функциональности объектов, то не построим ничего. Надо же как-то и банкирам спасаться...

- В чем первопричина того, что проблемы в сфере техногенной безопасности у нас не решаются «по мере поступления», а накапливаются годами? Это черта нашего национального характера, проявление некомпетентности руководства или что-то еще?

- Действительно, об этих вещах у нас стараются не думать, доводя положение дел до такого состояния, когда разрешить накопившиеся проблемы, тем более, когда они приводят к катастрофе, будет уже крайне сложно. На фоне накопившихся в сфере радиационной защиты проблем опасность от плотин гидроэлектростанций выглядит мелочью, хотя ни одна плотина не является полностью безопасной, и даже учитывая то, что реки у нас равнинные, и достаточно небольшой аварии, чтобы это угрожало обширным затоплением.

Причина такой ситуации в системе ценностей в обществе. Нам нужны не рыночные, прозападные, или какие-то иные ценности, основанные на принципе «после нас хоть потоп», когда государство тратит огромные ресурсы на совершенно бессмысленные, а иногда даже опасные вещи. Начальник в нашей стране, это не должность, а болезнь. Это заболевание, передающееся по наследству, симптомы которого – алчность и некомпетентность. Нам нужно вернуться к простым, проверенным историей вещам – ценности семьи, заботе о детях, и, конечно же, о земле, которую мы оставим будущим поколениям.