Невыдуманная история: последний бой Хана

Стежки-дорожки Бориса и Светланы впервые пересеклись на играх. Не Олимпийских, а постановочных. Тогда в стране как раз расцвело движение толкиенистов, и инсценировки как отдельных моментов «Властелина колец», так и некоторых исторических событий Руси были весьма популярны.

Лесная свадьба

Студент истфака ДонГУ Коготь уже пару лет как состоял в местном клубе поклонников творчества Толкиена, а Салову, постигающую высшие науки в родном Луганске, на игры, посвященные временам княжества Даниила Галицкого, заманили подруги. Действо развернулось под Харьковом, где местные ребята заранее соорудили несколько мини-городков. В первый вечер на общем собрании у костра, величине которого обзавидовались бы советские пионеры, всех раскидывали по группам. Свету забросили в Ничейную крепость, а ее подруг в Княжий град. Ханский лагерь, которым руководил Борис, остался без женского контингента - его орда должна была добывать самостоятельно. Что она и сделала - под чутким руководством хана-Когтя.

Во время переговоров с боярином Ипатовым (он же Светин однокурсник Максим Чернов), возглавлявшим оборону Ничейной, на которую посягали Галицкий и хан (исторические события в игре имели довольно условное значение), Коготь коварно, как ордынцу и полагается, отправил боярина на тот свет. Нагнулся, типа шепнуть что-то важное на ухо, а сам - ра-а-аз и чикнул деревянным ножичком по горлу. По правилам подобным действием, в отличие от удара мечом, который мог залечить Знахарь - содрав, правда, изрядно «монет», - ты убивал персонаж окончательно и бесповоротно. Борисова орда захватила крепость, «уничтожив» всех мужчин, оказавших довольно слабое сопротивление, и пленив женщин.

Потом Ничейную безуспешно штурмовало войско Даниила, которому в тыл ударил отряд, оставленный Когтем в засаде. После «сечи лютой», когда обе стороны потеряли по две трети солдат, дабы не проливать боле «море кровушки людской», в чистом поле сошлись самолично князь и хан. Договорились биться до пяти попаданий меча противника (от горла до пояса). Кто выживет - получает всё... И был у орды праздник!

А вечером гуляли «игровые свадьбы». Победителей и поверженных уже не было - лишь всепобеждающая любовь. Пусть всего на ночь, зато - какую: в «молодоженных палат(к)ах», под песни заплутавшего в ветвях ветра и шорох падающих с неба звезд… В венках из пьяных трав с вплетением ароматных шишек стояли девицы-красавицы и молодцы-удальцы. И проходили они сквозь факельный коридор под перезвон бог весть откуда взявшихся в XIII веке гитар. Борис вел Свету. Вчерашнюю пленницу, сегодняшнюю невесту, завтрашнюю жену.

Добытчик и хозяюшка

В каждой семье, наверное, есть СВОЯ цифра. Чете Коготь везло на «два». Они провстречались два года, расписались второго июля, гуляли свадьбу два дня, а потом пару недель отдыхали в Крыму. Еще им досталась от Борькиной бабушки, мужественно согласившейся жить «в приймах» у его предков, двухкомнатная квартира. День рождения у Светы был второго ноября, а у мужа – семнадцатого февраля. Но месяц-то второй!

Ну, а чтобы закрепить за собой цифру между 1 и 3, Светлана родила прелестных двойняшек: Антошку и Зою.

Борис работал в пресс-службе одного из местных бонз. Деньги получал солидные, но и пахал, как вол: мониторил СМИ на предмет отношения к своему боссу, поддерживал связи с самыми ушлыми журналистами области, умел и подмазать, и вмазать, и посередочке пройти. Хваткого парня уже не раз звали в Киев, но он пока предпочитал держаться Донецка, где всё было схвачено. «Столица - это, конечно, клево, - размышлял Коготь. - Но безоглядно идти на ее штурм - дураков нет!». Еще со студенческих времен прозванный Ханом, он умел выигрывать битвы. Но не за счет яростного наскока, а потому что просчитывал многое наперед. Что самое забавное - шахматы терпеть не мог.

Света, получившая специальность менеджера в аграрном университете, неплохо зацепилась в развивающейся фирме, но вскоре ушла в декрет. Порывалась выйти на работу через год после рождения детей, но они часто болели, так что пришлось притормозить. А когда детям стукнуло по три и их отдали в садик, уже у самой Светланы запал пропал, тем более что муж зарабатывал предостаточно (они купили новую квартиру, собирали на машину).

- Знаешь, Ханчик, я, наверное, прирожденная домохозяйка, - как-то сказала она за ужином, любуясь, как благоверный уплетает толстые макароны, фаршированные мясом. – Кто-то бредит работой, а мне куда ближе с детворой или на кухне возиться.

Он абсолютно не возражал, что и выразил довольным мычанием, протягиваясь за добавкой. На том и порешили - Борис нес в семью деньги, а жена обеспечивала ему крепкий тыл. Они любили друг друга и детей, помогали родителям, часто собирались с друзьями, ходили в театр и кино, выезжали на природу и за границу. Но белая полоса не может длиться вечно…

Начало конца

- Это, конечно, не приговор, но достаточно серьезно, - сказал врач после того, как диагноз вырисовался во всем своем ужасе.

- Господи, но откуда?

- Я не господь. А ему, мне кажется, нет времени отвечать на наши вопросы и воздавать каждому по делам его.

- И сколько мне осталось?

- Повторюсь, я не Бог. И не судья. Приговоров не выношу, день смерти не назначаю.

- Просто ответьте. Без выпендрежа…

- Может, полгода, а может, и пять лет. Все зависит от наличия средств и готовности пройти ряд не самых приятных процедур. Ничего, если честно, не гарантирующих...

Клятва Светланы

Сначала Борис потерял аппетит. Какие бы разносолы ни выставляла Светлана, он лишь вяло ковырял их и, вздохнув, топал «помять бока на диване» или к компьютеру. Хан осунулся, стал быстро уставать. Жена заподозрила, что разгулялась заработанная еще в студенчестве язва, и отправила его на обследование. Он проходил по больницам неделю, после чего заявил - диагноз не подтвердился! Успокаивал ее, что, похоже, просто переутомился. Взял отпуск и умотал в один из санаториев на западе страны - попить целебной водички, отдохнуть от работы и семьи. «Я бы вас взял, солнышки, обнимал он Свету, Антона и Зою, - но мне просто надо немного побыть одному».

Вернулся он совсем разбитый (много позже она узнает, что ездил вовсе не на отдых, а диагностироваться в столицу, где подтвердились его худшие опасения). Отвечал невпопад, почти перестал есть. Света пыталась достучаться до Бориса, но он уверял, что чувствует себя более-менее, просто «появились кое-какие проблемы, с которыми нужно разобраться».

Тот роковой разговор состоялся спустя пару месяцев после его отпуска - на кухне, когда дети уже сопели в своих комнатах. Борис сидел за столом, медленно барабаня пальцами по его подмраморной поверхности. Света в третий раз споласкивала чашки, а потом терла их. И терла, и терла... Чувствовала - что-то назревает. Хотела, чтобы всё прояснилось как можно скорее. Хотела - и боялась.

Даже не слышала, как он встал и подошел. Поэтому когда обнял, чашка, протертая почти до дыр, выпорхнула из рук и разлетелась по полу бело-красными лепестками.

...Замерли, прислушиваясь. Но детей звонкая смерть одной из фарфоровых красавиц не разбудила.

Света нагнулась, чтобы собрать осколки. Борис помог, потом взял за руку, подвел к столу, легко приподнял и усадил на него. Уткнул ее носом себе в шею, положил подбородок на макушку. Сглотнул, будто снежок протолкнул. Отстранился и, обхватив лицо любимой руками, выдохнул: «Поклянись, что сделаешь так, как я скажу. Или ты меня больше никогда не увидишь...»

Свету забила дрожь, а давно копившиеся слезы полились наперегонки по щекам, с которых вдруг начисто пропал турецкий загар. «Борька-а-а, не уходи!» - шепотом завопила она, упав к нему на шею и чувствуя, что сердце вслед за чашкой разлетается на куски. Он сжал ее крепко-крепко, до боли, и тоже заплакал, толчками выбивая из глаз скупые мужские соленые капли.

Когда успокоились, Борис вырвал из нее клятву. Их любовью и счастьем детей она обещала выполнить его просьбу. И тогда он всё рассказал.

...Они просидели на кухне до утра. Спорили, ругались, обнимались, отдавались друг другу. Пару дней прожили, как в тумане. А потом Хан уехал.

Воля Бориса

«Кровь рассеченного Мечом Тьмы солнца падала кусками заката и тонула в бездонных глазах Пяти Морей. Яни взял тело Ини на руки и медленно побрел по выстраивающимся ступенями волнам в небо. Он знал, что конец этого мира - всего лишь начало нового. А потому не оплакивал ни его, ни сестру, ни себя, отдавшего душу за Попытку. Которая не удалась...»

- Сила! - Редактор оттолкнулся ногами от пола и чуть отъехал на кресле назад. - Он писал что-то раньше?

- Нет. Никогда...

- Мы берем этот роман, однозначно. О цене договоримся. А также о дальнейшем сотрудничестве.

- Его не будет, - Света вогнала ногти в кулаки, а зубы - в нижнюю губу. Помогло. Не расплакалась.

- Почему? Мы предложим очень выгодные усло...

- Потому что его больше нет.

- Кого его? - не сразу понял редактор.

- Бориса Коготь-Хана. Того, кто написал эту книгу.

...Разрыдалась она, лишь когда вышла из издательства. Медленно передвигала ноги и тихо постанывала от невыносимого горя, роняя слезинки на чуть припорошенный снежком тротуар. Вспоминая, как навещала Бориса, у которого обнаружили редкую форму рака желудка, в деревенской избушке, купленной ими в свое время за бесценок. Он заточил себя туда, не желая умирать ни в кругу своей семьи, ни в больничной палате. Аргументировал просто: «Я всегда боялся стать обузой. И не стану!». Ей было больно-больно это слышать, но она знала - его не переспоришь-не перекроишь. К тому же сама поклялась сделать всё по-борькиному. По-хански.

Она приезжала к нему на пару часов в выходные. То сама - то с детьми. А он писал, писал и писал. Надеясь оставить им то, что поможет какое-то время жить безбедно. Надеясь успеть исполнить свою третью мечту (первой была ЛЮБОВЬ, второй - ДЕТИ). Он успел. Написал КНИГУ. И умер. Через два дня после того, как поставил точку.