Когда молодой (вылитый мачо) инструктор подвел к ней лошадь, она отпрянула назад и, стиснув зубы, отрицательно замотала головой, мол, ни за что (самое главное, что сама лично перед этим выложила сотенную за удовольствие совершить конный поход в горы). Как будто ей предложили сигануть в омут с обрыва... Но парень улыбнулся и сказал: «Сударыня, у вас всё получится. Обязательно получится!». И она с горем пополам, на глазах всей группы, почему-то вознамерившейся запечатлеть сей факт на мобильники, оседлала скакуна, тихо радуясь уже тому, что совершить ей это предложили не первой: значит, она-таки не самый большой «тяжеловоз»...

Домоседка-наседка

Когда женщина вычеркивает себя из числа прекрасной половины человечества? Наверное, когда начинает чувствовать лишние кг. К Ольге это ощущение пришло вместе с дерзким смешком переростка в маршрутке, которому она (почти кокетливо) сделала замечание: мол, могли бы и место уступить, сумки больно тяжелые. Он на взгляд взвесил пакеты в ее руках, потом, похоже, ее собственное «нетто» и с ухмылкой бросил: «Вы уже не девушка и еще не старушка». Девчонки в конце салона хихикнули, а она, сдержавшись, чтоб не врезать его по коленке «брутто», сцепила зубы и поехала дальше. Самое обидное, что муж, которому она пожаловалась вечером на это, не успокоил, а тоже прыснул со смеху: «Наблюдательный оболтус». И вот это уже прозвучало как пощечина.

То, что талия к сорока годам потеряла свою «первозданность», само собой: попробуй, роди ребенка и останься тростинкой. Это только у Гурченко получилось. А Ольга на двоих отважилась. С разницей в десять лет. Бутуз Ванька до двух лет предпочитал «естественное вскармливание». И она вместе с ним росла, как на дрожжах. Только оглядываясь на пятнадцатилетнюю дочь, она по инерции вспоминала себя прежнюю. А из зеркала смотрела совсем другая, эдакая тетя Мотя. На фоне мужа - поджарого, как волчара, - особенно. Поэтому его предложение съездить «на моря» ее вначале даже испугало. Представила себе картинку: пельмень на пляже - и к горлу подкатила тошнота.

Двухнедельная диета накануне, правда, чуть-чуть отразилась на внешности. Вечная пессимистка подруга Лелька по этому поводу даже съязвила: «Такими темпами лет через десять ты подойдешь к заветной черте». Молчала бы уж. Изящная до безобразия, она всё брынькала на своей гитаре, словно решила подменить роли: не ей менестрель под окнами играет, а она ему. С той лишь разницей, что бродячие рыцари, пока ни один, не клюнули на ее аккорды.

В печальном и порой заунывном репертуаре Олю искренне задевали только несколько строк, что-то про смешных лошадок-женщин, которые ходят по кругу и которым «добрые дети на праздники красивые ленточки в гривы вплетают». Наверно, писана с нее, потому что именно она чувствовала себя в последнее время лошадью, везущей воз семейных дел в гору: ранний подъем, горячий кофе для мужа и завтрак для всех; обязательный обед, на который глава семьи вырывается со стабильностью поезда, не нарушающего расписание (Лелька даже этому завидует, кстати); продуманный ужин, обязательно с плюшками (им - ничего, а ей - перебор калорий). И редкий интерес к ней супруга по ночам, вроде бы тоже по принципу: ах, что-то я сегодня вроде пропустил в своем расписании. Надо бы исполнить.

Когда-то давным-давно, в прошлой жизни, они однажды дотопали из Макеевки до Ханженково, ни капли не устав, просто разговаривая и периодически целуясь. Сейчас его на такое и под пыткой не вытянешь. Обмолвится парой дежурных фраз, точно так же дежурно чмокнет в щеку. И опять весь в своих делах. «Правильно, он же добытчик», - обычно добавляет масла в огонь Лелька. «А я кто? - всегда при этом хочется уточнить Ольге. - Домохозяйка, домоседка, наседка?». Как ни крути, что-то из куриной породы с  соответ-ствующими мозгами.

Поругаться навсегда

- А ты присядь на чемодан, он тогда и закроется, - посоветовала дочь, когда Ольга занялась  упаковкой вещей перед выездом на море. - Их спрессовать нужно, у тебя получится.

- Спасибо, добрая доченька, за заботу, - с двойным смыслом выдохнула Ольга и таки щелкнула замками. Чтоб незаметно переморгать обиду, зашла в ванную. И долго слушала, как вода гудит в трубах. Позже, за ужином, всё же не сдержавшись, пару раз грюкнула тарелками, сделала замечание сынишке, вымазавшемуся кашей, и мужу, не там поставившему обувь. Дочери же запретила гулять. Все слегка остолбенели.

«Поругаться с ними со всеми, что ли, навсегда? Наговорить гадостей?» - эта мысль не давала ей покоя и в поезде. Билеты удалось приобрести только плацкартные - летний исход в жаркие края не позволил побаловать себя сервисом получше. Соседка по «отсеку», муж которой с готовностью норовил  помочь всем, кто пытался потянуться за спальными принадлежностями с третьей полки, и просто проходящим, дородная тетка (настоящая тетка) только гневно цокала языком: «Ишь, какой старательный. Наперед забегает. Люди подумают, что ты и дома такой хороший. А ты хороший потому, что уже сообразил, принял дозу!»

Стараясь не морщиться от явного «амбре», Ольга вначале улыбнулась, а потом ужаснулась, на минуту представив, что через какой-нибудь десяток лет она вполне может достичь такой желчной и весовой кондиции. Даже если ее Димка не начнет «принимать дозы». Стоит только начать. «Оно тебе надо?» - Лелькиным прокурорским голосом переспросило подсознание. «Нет!» - согласилась она и уснула под стук колес. Ей приснилось, что бежит во всю прыть берегом моря, легкая, как птица. А Димка, запыхавшись, всё никак не может догнать...

Побег

Распорядок жизни на отдыхе удивительно напомнил ей обычную городскую жизнь. С утреца она должна была «застолбить» место на бесплатном пляже; успеть раньше других «дикарей» к плите, чтоб подать горяченькое; после моря намазать обгоревшие спины членов семьи кефиром и сразу же составить план на ужин. «Лошадь, причем ломовая», - подумала она, замерев с тяжелыми пакетами с рынка, когда натолкнулась взглядом на объявление о конном походе в горы, глядя в глаза не стройной амазонке, а той, на которой та восседала. Как там Лелька поет: «Мы ходим по кругу, устало и с рвеньем, а сзади повозка, в ней веером спицы. И вечный вопрос в этом вечном верченье: мы гордые лошади или ослицы?». Билет приобрела с решимостью, вообще ей не свойственной. Своим дома не сказала ничего. Мол, на пляж вырулите сами, у меня другие дела. И вместе с группой точно таких же «чайников» на следующий день поехала брать вершины.

Мужества хватило как раз до стойла, где тихо фыркали «скакуны» - совсем не изящные, как на картинке, и наверняка уставшие от постоянной необходимости таскать кого-то на спине. Уже оказавшись в седле и чувствуя, что если под ней произойдет хотя бы малейшее  колебание, она так вместе с лошадью  и завалится боком в канаву, Ольга нервно повторяла инструкцию, похожую на заклинание на придорожном камне распутья: дернешь за правую вожжу - вправо пойдет, за левую - влево, под уздцы - остановится. Выстроившись гуськом, их кавалькада медленно потянулась вверх. На всякий случай успела попросить извинения у своей лошадки за лишние кг: не хватало еще поломать транспорт. Но, едва сдержав внутренний ойк при первых шагах, уже минут через пять совсем успокоилась: рядом продолжали ойкать другие. А к ней пришло невероятное ощущение легкости.

Мерное покачивание, как на волнах, несло вперед. И совсем скоро она забыла обо всем, полностью растворившись в окружающем пейзаже. Где горы надвигались рубленой стеной, в их макушках можно было рассмотреть самых причудливых животных, вплоть до шкодного верблюжонка. До чего же здорово, когда в тебе полузабыто вдруг встрепенется бывшая девчонка. Краснеющая, когда мимо с одобряющим взглядом проносится мачо-инструктор, покрикивающий на всех лошадок, кроме ее.

За это она его и расцеловала в мокрую и колючую щеку, когда на месте прибытия он помог ей соскользнуть вниз. Конечно, соскользнуть - это громко сказано. Кое-кто из группы опять клацнул мобильником. Но Ольге было на всё наплевать. Она смогла! Она сделала это! И стала другой...

Возвращение

- И где ты пропадала? - томно поинтересовалась дочь, раскинувшаяся красной морской звездой на постели. Но едва взглянула на нее, как мигом подхватилась, забыв об ожогах. Следом изумленно последовал муженек.

- Я ездила в горы. На лошади, - с ощущением скрытого превосходства заявила Ольга.

Пауза, последовавшая за этим, явно затянулась. Даже Ванька посмотрел на маму так, словно она сообщила, что только что вернулась из космоса.

- И лошадь жива? - попробовал пошутить муж, но запнулся, с явным восхищением  всматриваясь в нее.

- Жива и передает тебе привет. Говорит, что будет рада познакомиться со всеми вами, - без обиды ответила Ольга и, перекинув через плечо полотенце, пошагала к морю, оставив их, остолбеневших, на скучной суше.

Метаморфозы

«А он? А ты?» - к вариации этих двух вопросов свелось ее «интервью» Лельке после возвращения. После охов и ахов насчет того, как она классно выглядит. И Ольга рассказывала ей вновь и вновь о том, как прошел остаток отпуска. Как Димка в тот же вечер сообщил ей, что присмотрел очень интересный серпантинчик в горы, по которому они обязательно должны пройтись. Как этот серпантинчик их вел и вел змейкой до той полянки, где он предложил сделать привал.

Как здорово было лежать потом на сухой траве и смотреть на звезды, вдыхая аромат можжевельника и лаванды. Он, кажется, даже душевно пел ей на ухо одноименную песню. А потом, выловив в траве светлячка, посадил его ей на волосы, сказав, что так она вообще похожа на принцессу.

«Да чего там, королевну, - отшутилась, стараясь не шмыгать носом. - Большую и толстую. Ты меня, наверное, стыдишься». И, представляешь, позорно разревелась. А он вздохнул мне прямо в ухо: «Дурочка ты моя. Глупости какие-то говоришь. Я тебя, моего пельменчика, ни на какую модель не променяю. Красоты много не бывает. А тут она - вся моя». Положил руку на живот и заговорщически спросил: «Третьего сообразим?».

В этом месте рассказа Лелька возопила: «Что, опять?!». Явно хотела разразиться гневной тирадой по этому поводу, но так и не смогла, взглянув в счастливые глаза подруги...