"Нас дрессировали,кормили и ждали, когда советское прошлое воплотится в сплошное "ура!"- журналист пишет роман о "ДНР"

Журналист Станислав Васин Написал в "Фейсбуке". 

Последний спойлер романа, чтобы больше вас не нагружать. Вообще, писать сейчас роман в Донецке – всё равно что чинить зонт под дождём. Поэтому работа идёт очень медленно, но идёт. Название главе ещё не придумал: просто часть моей жизни, вмурованная в язык:

«Любой митинг в поддержку чего бы то ни было всегда отдавал для меня запахом «Докторской» и дешёвого пива. Было во всём этом что-то глубинно советское, что нельзя было выветрить духом свободы и демократии. Необходимость выстраиваться в очередь и держать в руках плакат превращала борьбу за права в кремовый плащ, в котором щеголяли советские модники. Но как быть, если вся страна становится одной сплошной очередью, а общественный пластилин принимает форму молотка и серпа? В ДНР то и дело всех ставили строем, заставляя маршировать в поддержку мира, Донбасса, труда, мая и августа, а также местных святых, чьи лица кочевали с почтовых марок на телеэкраны. Это всё было «нашим», – в противовес тому, что не прошло дуршлаг МГБ. Сам я не видел особой разницы между маем и августом, а потому не видел её и во всём остальном. Если кто-то всерьёз хотел отпраздновать пустоту летних улиц, моё самолюбие от этого ничуть не страдало. Но таких находилось немного: два десятка автобусов, свозимых со всех окраин республики, были ярким примером того самого пива, которым затем и разило от всех любителей развесной колбасы. Нас дрессировали, чесали за ушком, кормили и ждали, – ждали, когда советское прошлое воплотится в сплошное «ура!». И сперва мы кричали на совесть. Но в конечном итоге крик вылился в шёпот, и даже в официально установленные для этого дела часы Донецк превращался в одну советскую кухню, на которой всегда говорили полутонами и в полутьме. 
Но городом соцреализма он так и не стал. Просто потому, что те, кто помнил, что это такое, были либо мертвы, либо в Краснодаре. Доярки с колхозниками стояли повсюду, и не было смысла в пустой трате красок: все и так понимали, о чём полотно. Лёгкий шлейф «лихих 90-ых», словно нотки «Chanel», всё ещё кружил мостовыми, заполняя советскую память тугой «распальцовкой» с малиновым пиджаком. Эта картинка большинству была ближе, чем 15 республик, и нужно было весьма постараться, чтобы напомнить о красных знамёнах привыкшим к красной икре. 
И люди старались. Каждый день, шагая бульваром, я чувствовал это, смотря на плакат о «настоящем молоке ЛНР». «Back in the U.S.S.R.» читалось во всём. Мне так и казалось, что скоро введут проходную даже у входа в ларёк. Город был чист и опрятен, умы – так же девственны в нём и чисты. Думаю, архитекторы «русского мира» и сами порой удивлялись, сколь податливой оказалась та глина, из которой лепили всех нас. Хотя мне повезло. Телевизора у меня не было, так что вся пропаганда в моём случае заканчивалась на молоке. К слову сказать, молоко и вправду было приличным, хоть и копировало дизайн советских времён. 
Но в республике не унимались. Жизнь здесь вознесли до вершин, которые не снились даже Дильтею: что бы ни происходило, никакие проблемы и беды не могли заслонить побед гудящей промышленности, шуршащих полей, шумящих берёз, под которыми проводили маёвки счастливые республиканцы, а также родильных домов, чья статистика и выводила к берёзам. Телевидение, газеты, театры, плакаты – везде был балет, шло «Лебединое озеро», за которым на деле палили из танков. В 16-ом всё чаще стали встречаться советские флаги на крышах небольших магазинчиков и СТО. Прыжок из 13-го сразу в 16-ый был чреват душевной болезнью, если бы вас поместили в пейзажи истории без предварительных ласк. Два года упорных идей «великой империи» ещё хоть как-то смягчали удар, но готовый продукт в виде республики выбил бы нотки здравого смысла у всех, кто помнил Донецк ещё до войны. 
Сам я был вывернут наизнанку. Родившись в Советском Союзе, я, разумеется, ничего не помнил о нём. По всем законам линейности к 2*-ти меня должно было вынести к цифровым технологиям и спорам о поколениях кварков, – и тут вдруг «молоко ЛНР». Глядя на мать и людей её возраста, я видел проекцию той реальности, которую строили у меня за окном: в 5* в неё войдёшь идеально. Прекрасно. Но что делать тем, кому 2*? С тщедушным усердием нас пытались впихнуть обратно в вагину и вытащить лет эдак за двадцать до даты зачатия. В этом, кажется, и состоял государственный план. Молодые курсанты гордо шагали бульваром с нашивками трёхцветных знамён, а в школах сидели «захаровцы» и будущие пионеры, пока партаппарат «молодых государств» заказывал устриц с бутылкой «Клико».