С недавних пор путь на работу стал для меня лучшей частью суток. Я встречал девушку, словно вобравшую в себя четыре времени года. Ее белое, с легким румянцем лицо, было что снег, на который упали краски рассвета или заката. Глаза сияли весенним зелено-синим огнем, волосы казались россыпью лучей летнего солнца, а тихая, милая улыбка - росчерком осени на туманном окне. Про себя я называл ее Встречница.

Нечеширская улыбка

Четко помню, когда это началось. Стоял жаркий август 2009-го. Большинство сотрудников были в отпусках, так что газету мы делали с огромными усилиями. В голове вертелись планы, заголовки и даже во сне я что-то добивал, правил, хвалил либо отправлял в корзину. Ответственный редактор - это вам не фунт изюму. Надо проявлять недюжинные дипломатические способности, чтобы и журналисты, и читатели оставались довольны.

«Так, значит, прихожу и сразу звоню Игорю Юрьевичу, чтобы подогнал материал о браконьерах, над которым вторую неделю корпит, - загибал я мысленно пальцы. - Потом потеребить Турбанова - пусть криминал подкинет. Дальше - летучка, просмотреть, что собкоры присла…»

И тут я споткнулся взглядом о ее улыбку. Да-да, сначала увидел именно улыбку. Она была вовсе не такая навязчиво-неисчезающая, как у чеширского кота. Скорее, наоборот - робкая, то блекнущая, то снова проступающая. Такая, знаете, вся в себе… Будто не лицо улыбалось, а душа.

Девушка уже прошла, а перед моими глазами солнечным зайчиком всё еще плясал легкий штришок ее губ, оттенивший всё остальное…

В тот день я отработал на автомате, и даже найденная корректором на первой полосе ошибка, из-за которой День НезаВисимости чуть не превратился в НезаСисимости, меня не расшевелила. По дороге домой всё вглядывался во встречные лица, надеясь найти ту колдовскую улыбку. Не нашел.

Глупая девочка Аня

Вечером Аня, с которой мы прожили вместе три года и как раз находились в предразводном состоянии, в очередной раз предприняла попытку к примирению. Приготовила мое любимое овощное рагу, купила бутылочку полусладкого вина (хоть я всегда твердил, что предпочитаю полусухое). Оделась в платье, которое в той, прошлой, жизни, значилось у нас в семейном словаре как «У меня сегодня точно не болит голова. Я готова! А ты?».

Глупая девочка… Задолго до свадьбы я предупреждал, что смогу смириться со многим: не самой вкусной готовкой, несладким характером, субботними посиделками с подругами. Но только не с изменой! И когда ее связь со студенческой любовью Максом выплыла наружу, мы подали заявление на развод. «Хочешь, чтобы всё было тихо-мирно, ставь свой росчерк, а я отнесу бумагу в рагс. Детей у нас нет, разведут через месяц. Начнешь упираться, найду другой путь (знакомств, благодаря работе в редакции, хватает), но тогда из имущества тебе достанется пара кастрюль да свадебный альбом», - предупредил я.

Заявление мы подали три недели назад. С той поры Анна - сначала тихими вылазками, а чем ближе срок, тем более явными атаками, старалась вернуть меня.

Машинально проглотив рагу и проигнорировав вино с «платьем-намеком», я заперся в зале (пока не разменяем квартиру, это - моя территория. Даже с замком!), упал на диван и закрыл глаза. Улыбка незнакомки, будто этого только и ждала, вспыхнула на внутренней стороне век.

Помутнение

А следующим утром я увидел ее опять. Не шла, а плыла, одетая во что-то - абсолютно не важно во что. Чуть ссутулив плечи, потупив глаза и головокружительно улыбаясь самыми уголочками рта.

Меня будто ударило невидимой волной, в которой перемешались запахи уплывающего за горизонт лета и предчувствия счастья. В детстве это предчувствие пахло пирогом, в который мама не жалела повидла, пластмассой (подарочные солдатики и пистолетики), водой и окуньками (в мой день рождения отец, как правило, брал меня с собой на рыбалку). Теперь предсчастливый запах вобрал в себя прохладу мороженого - ее кожа, горько-сладкий аромат меда - ее губы, мурлыкающий удовлетворенный смех (он, оказывается, тоже пах - чем-то животным и божественным). На каком-то подсознательном уровне я всё это знал. Будто мы были вместе в какой-то другой жизни, причем связь оказалась столь сильна, что прорвалась и в эту...

Любимая работа отодвинулась вдруг на сто двадцать второй план. Футбол, пропуск которого ранее приравнивался к дезертирству, - просто был вычеркнут из жизни. Я стал рассеян, плохо спал, начал в свой сороковник писать какую-то рифмованную чепуху. Будто помутнение нашло.

Первым перемену заметил шеф, у которого применительно к нашей команде удивительным образом сочетались качества жесткого руководителя и доброго родителя. «Что-то ты, Саша, неважно выглядишь в последнее время. В отпуске когда был?» - поинтересовался он, оставив меня как-то после планерки. Прикинув, я вдруг сообразил, что отщипнул пока лишь неделю - четверть положенного мне отдыха. В начале августа думали махнуть с Аней в Алушту, а потом нашу семью заштормило, и стало не до курорта.

- Угу, - кивнул Захар Олегович. - Так я и думал... Ты вот что, Александр... Со следующего понедельника - шагом марш восстанавливать силы. На неделю иль две, как душе будет угодно. Мы тут сами управимся. Работу надо любить, но умирать на ней - не обязательно...

Потом проявила недюжинную дедукцию и Аня.

- У тебя кто-то есть, да? - спросила она за два дня до похода в рагс. - Я ведь чувствую это... Какой бы дрянью ты меня ни считал, но я люблю тебя. А ты, если по-настоящему любил, простил бы...

И заплакала, уткнув мне в плечо когда-то родное, а теперь чужое лицо.

Потеря

Но ни неделя отпуска, ни суета с разменом квартиры, ни цунами работы, которое всегда обрушивается даже после маленького перерыва, не привели меня в чувство. Нет, я исправно делал свое дело, выстраивая каждый номер, как домик из кубиков - чтобы был прочный, надежный и красивый. Даже сходил пару раз на футбол и посидел с ребятами в «Швейке» за шашлыком и пивом. Но живым себя чувствовал, лишь когда видел Встречницу.

Происходило это не часто - раза два в неделю. И было как… Ну, как глоток воздуха, когда выныриваешь после затяжного погружения.

Я бесчисленное количество раз обещал себе заговорить со Встречницей, но постоянно «съезжал». Мой хорошо подвешенный язык при виде нее вдруг превращался в неповоротливое полено, которое, слава Богу, не вываливалось изо рта. Ноги наливались свинцом, ладони потели. Не подводили лишь глаза, которые удавалось уговорить не пялиться на девушку в упор, а бросать как бы мимолетные взгляды.

Вскоре я изучил ее лицо лучше, чем, наверное, она сама. Всё в нем казалось мне идеальным: и миниатюрные родинки (две - над левой бровью, одна - на мочке левого ушка); и треугольный шрамик на правой щеке; и аккуратный носик с легкой горбинкой; и невообразимые сине-зеленые глаза; и губы - не тонкие и не толстые, а как раз в меру; и не броский, а подчеркивающий индивидуальные черты налет косметики…

Ее узкие ладошки казались крыльями голубки. Никаких колец на пальцах не было.

О, сколько раз я раздевал знакомую незнакомку в мыслях и снах! Целовал, ласкал, овладевал… Этап знакомства и свиданий оставался как бы позади, было только ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС. И будущее. Наше, совместное.

Я переехал в другую квартиру, откуда до работы пешком было уже далеченько. Но всё равно вставал на несколько остановок раньше, чтобы увидеть ее.

Так продолжалось полгода. А в один прекрасный день я проснулся и понял - всё! Если не поговорю с ней, то просто свихнусь. Купил букет желтых роз с красной каймой (почему-то был уверен, что они - ее любимые), укутал их потеплее - конец февраля, однако… Заказал такси и выпрыгнул на «ветке» - месте, где мы чаще всего пересекались, за полчаса до обычного времени.

… Она не появилась. Ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю.

Сначала я дико тосковал, потом умеренно пил. Через месяц попустило.

Подруга Веры

Вряд ли я бы пришел в себя так быстро, если бы не Веруня. Темноглазая хохотушка из рекламного отдела, с которой мы замечательно исполнили роли Деда Мороза и Снегурочки на последнем корпоративном новогоднем утреннике, взяла меня своей прямотой.

- Александр Евгеньевич, - прихватила как-то на лестнице во время перекура. - Я знаю, что вы недавно развелись… У меня тоже на личном фронте - затишье. Может, сходим куда вместе? Что нам, холостякам, по своим норам сидеть? Или у вас кто-то есть? Уж простите за откровенность, но вилять не люблю…

И мы пошли. Сначала в кино, потом в ресторан, потом в театр… Потом ко мне домой, потом - к ней. А там и в рагс.

Свадьбу решили не справлять: что у нее, что у меня брак был не первый. Так, посидеть после росписи с родными и близкими в кафешке. Я не хотел и этого, но Вера, прижавшись ко мне дыньками грудей, покусывая мочку уха и поцарапывая бедро, уговорила. В отличие от Ани, она умела уговаривать…

Нас собралось человек тридцать: родители, друзья, коллеги, включая шефа. Застолье было в самом разгаре, когда моя невеста вдруг взвизгнула и, подобрав стильное синее платье, пошитое по случаю торжества, рванула к запоздавшей гостье. «Наташка! Натанька! Вот умничка, что вырвалась! - обнимала она кого-то, пока не видимого остальным. - Знакомьтесь, - отстранилась наконец, - Наталья. Подруга школьная, университетская и вообще - по жизни».

Она что-то еще говорила про недавний переезд Наташи в Киев, где ей, дизайнеру от Бога, предложили наконец достойную работу. Обращала внимание неженатых участников банкета, что «такая жар-птица до сих пор не окольцована». Восторгалась подарком, который выпал из моего поля зрения. Впрочем, не видел я не только его. Стены, гости, Вера - всё отошло куда-то в сторону, растворилось в туманных лучах, центром которой была Встречница.

Я пошел к ней - сначала медленно, а потом ускоряя шаг, будто боясь, что она опять исчезнет. Увидел себя, тающего в ее глазах, как кусок сахара в кипятке. И спросил, не заботясь, как это выглядит со стороны: «Любите ли вы желтые розы с красной каймой?».

От ее ответа зависело очень многое…